Неожиданно за соседним столиком раздалась громкая русская речь – человек семь или восемь мужчин и женщин от тридцати до пятидесяти лет громко обсуждали что-то, и Андрей невольно стал прислушиваться. - В первую брачную ночь муж говорит жене – давай ты это, руками…, а она – не могу, у меня руки устали, посуду мыла! Громкий хохот потряс их столик. - Ну мама…, - с притворным осуждением простонала дебелая девица лет двадцати пяти, делая вид, что шокирована таким анекдотом. - А это самое, это…, - болтая челюстью встрял другой, - я чё думаю, почему Васька на ужин не пришел, он наверное это самое, близости от Натальи потребовал, а она не дала! - А ты почем знаешь? - Ты точно так думаешь? Да не, ну раз поженились должна давать, а как же… Андрей сидел, словно его облили из помойного ведра. Лица были агрессивные, тупые, и резко контрастировали с остальными туристами, которые и сами отнюдь не блистали умом на своем лице… - Русские, - не то спросил, не то сказал Томас. - Ага, - кивнул Андрей. – Я уже отвык… В это время за соседним столом утихомирились и приступили к еде. - Мы в том месяце двух педофилов посадили, - жуя котлету, произнес седой мужчина. – Что толку их сажать и кастрировать, их надо четвертовать. Да, я так думаю, четвертовать и точка! – Он ткнул вилкой в котлету, и та жалобно взвизгнула, скользнув по тарелке. - Прости господи, это как же, четвертовать-то, а? – Не поняла женщина с таким лицом, словно его всю жизнь использовали в каком-то неэргономичном технологическом процессе. – Четыре раза кастрировать что-ли, или как, не пойму я, Петр Лексеич. Мужчины расхохотались. - Ты, Веруня, основ не знаешь, - наставительно продолжал тот. – Четвертовать, значит оторвать ему руки, оторвать ноги, оторвать это самое, причинное значит место, оторвать потом уши, и нос можно оторвать, как раньше каторжникам ноздри рвали, а потом уже и голову. - А голову можно как раз и оставить, пущай безо всего своими извращениями займется! И снова гогот волной прошел по столу. - Свирепая умственная нищета, - коротко бросил Томас. Андрей сидел, как вкопанный. Призрак любимой родины встал перед ним во всей своей ужасающей монументальности. - Я туда не вернусь, - прошептал он. - Почему, - спокойно возразила Йолка. – Мы и в России курсы проводим, и во Франции тоже, почему нет? Просто аккуратнее надо быть и всё. А ты, видимо, отождествляешь себя с ними, вот и реагируешь с таким ужасом. Это просто отбросы, таких на самом деле везде полно, а среди них – дети, и дети эти всякие попадаются. - Да ты хоть поняла – о чем они говорили! Это же пиздец полный! Они же киллеры, все, и женщины, и мужчины, все как один! – Андрей начал передавать содержание разговора соседей, но Томас его остановил. — 182 —
|