|
- Так же, как тело знает, чем оно отравилось или что оно хочет есть! – Неожиданно для себя вставила Джейн. - … ну да, как-то так, всем телом, самым нутром я теперь знала, что страх – конечен, что его можно преодолеть, и это знание отравляло и опьяняло. Я не могла уже ни о чем другом думать, и выполняя все положенные инструкции, будучи привязанной на веревочке и выполняющей все дурацкие ритуалы, я в тот же самый миг уже не самой собой, и еще появился новый страх – страх разоблачения. Мне казалось, что взрослые непременно раскусят меня, поймут, что нельзя этого не увидеть и не понять, и я стала опускать глаза, чтобы не выдать себя, а потом постепенно стала возникать и укрепляться ясность – нет, они ничего не видят, они слепы и глухи! Я была еще в цепях, в наручниках, но у меня уже в руках был ключ, открывающий их, и этот ключ был невидимкой! А потом…, - Серена задумалась, - потом я не смогла, имея в руках ключ от своей свободы, не воспользоваться им. Как-то раз, вставая из-за стола, я не сказала матери «спасибо». Мне казалось, что тело одеревенело, я буквально не чувствовала ног, и когда я выходила из-за стола, мой рот стал неудержимо открываться, и я поняла – еще чуть-чуть, и я сломаюсь, я не выдержу этого зрелища нарастающего изумления – еще изумления, а не возмущения, на лице матери, еще можно было все исправить, сымитировав заторможенность, задумчивость, и с каждой секундой ужасный конец назревал, и я плохо помню, как мне удалось сдержать предательский механизм, но я сдержала его. Я сделала то же, я стала тем же, кто неделю назад снял трусики в присутствии посторонних подростков – я просто стала тем же человеком, и тот человек снова сделал это. И снова, став тем человеком, я стала им во всех отношениях, я изменилась сразу во всем, и мне было уже все равно, как далеко зайдет возмущение, а затем гнев матери, я спокойно пропускала мимо ушей разглагольствования отца, который воспринял тот мой выпад как приступ подростковых психических отклонений. С тех пор я больше никогда не говорила «спасибо», заканчивая еду, и уже тогда, в самый первый момент, когда я победила саму себя, я знала, что это – навсегда, что эту степень своей свободы я уже не отдам. Родители пытались меня наказывать, и наказания, придуманные их воспаленным мозгом, только обострили мое чувство реальности, я словно миллиметр за миллиметром вынимала саму себя за волосу из болота гнилого, придуманного и ненастоящего детства. Мать сказала, что теперь я сама буду себе готовить, раз не уважаю ее труд, и я действительно начала себе готовить, и мне понравилось – оказалось, что я всегда ем не то, что хочу есть, а то, что мне приготовили, и это ужасно. Я стала чувствовать себя намного более энергичной, исчезла подавляющая вялость, которая нападала на меня все чаще и чаще, так что родители даже озаботились этим и сводили меня к врачу, который говорил что-то про синдром хронической усталости и назначал какие-то лекарства, которыми к счастью меня так и не стали пичкать. Оказалось, никакого такого синдрома, просто я каждый день ем не то, что хочу, а то, что мне приготовили. — 156 —
|