Майя 2: Происхождение видов

- О Боги! Наш герой снизошел до просьбы:) – Карисса беззлобно рассмеялась. – Хорошо, я тебе помогу, у тебя красивые глаза, а у меня слабость к красавчикам…

Ощущение глубокой воронки возникло чуть впереди центра груди Слипа, как будто густая, тяжелая жидкость начала медленно закручиваться под действием неодолимой силы, сильнее, глубже, это чувство было и в нем и снаружи одновременно, и оно вернуло его от воспоминаний к настоящему. Что это означает? Ведь уже не в первый раз… Слип плотнее вжался в нишу под двумя соснами, внюхался, замер. Сейчас нельзя расслабляться, сейчас надо попробовать понять – в чем же значение этого ощущения «воронки», надо позволить лесу научить его, а для этого нужно прежде всего перестать думать, ведь мысли, конечно, хороши тем, что делают ясность твердой и не уплывающей, подобно ветке в ручье, но сейчас требуется большее – стать частью стихии, частью леса, и тогда он покажет, научит.

Ощущение «воронки» усилилось еще немного, сейчас оно стало восприниматься даже четче, чем ощущение его тела. В какой-то момент неподвижность стала восприниматься неестественной, тормозящей, и тогда сначала головой, а затем и всем туловищем Слип стал совершать едва заметные плавные движения. Теперь он совершенно слился с темнотой леса, с хаосом нагромождения двигающихся теней, слился и внутри и снаружи. Его глаза стали глазами леса, его ушами слушал весь лес, его жизнь стала жизнью леса, и его нельзя было отделить от великого Целого, как нельзя зачерпнуть море, как нельзя унести в кармане лес. Это инстинкт – древний, могучий инстинкт слияния со стихией, дающий жизнь и приносящий смерть согласно непостижимой воле, внутренне присущей даже самому ничтожному цветку, даже самому мелкому насекомому.

Спустя несколько минут Слипа снова вынесло на поверхность, и сейчас он чувствовал себя как одинокая волна на глади океана – и сама по себе, и часть всеобщего одновременно. Он снова порождал в себе мысли и испытывал при этом радость первооткрывателя, чувствовал себя бегущей волной, твердой, уверенной, собранной странной силой в одном месте и способной по своему желанию то вздыматься над безбрежным простором, то уходить в глубь.

…В тот вечер Карисса показала ему путь к воде, и Слип был искренне разочарован. Всего лишь маленький ручеек, ныряющий под камнями и нависающими лопухами, весело бегущий из ниоткуда в никуда. И все же это была вода! Он плюхнулся в ручей всем телом, то кувыркаясь, брызгаясь и возясь, то застывая в блаженной позе, впитывая воду каждой клеточкой измученного тела, пил, пил, пил... и наконец застыл без движения, уткнувшись носом в сухую прибрежную листву. Ручей перекатывался через новое препятствие, огибал его и бежал дальше, и неожиданно Слипа наполнило необычное чувство мощи, оно странным образом передалось ему от ручейка. Валяясь и таращась в облака, освещенные закатным солнцем, Слип совершенно ясно осознал, что никакие силы в мире не могут остановить этот, казалось бы, слабенький поток. Если даже завалить его бревнами, землей, попытаться перегородить его, он превратится в могучее озеро, которое все равно либо прорвет плотину, либо найдет обходной путь. Это та же самая великая сила, которая позволяет слабому цветку пробивать толщу сухой и твердой как камень глины... Слип уставился на малюсенькую ветку дуба, растущую прямо под его носом, и та же мощь, которая вливалась в него из ручья, отозвалась и в этом нежно-зеленом побеге. Это та же сила, которая несмотря ни на что распускает весной почки. Великая сила кроется в самых, казалось бы, воздушных, слабых, незаметных явлениях, и, преломляясь в каждом из них, она делает их такими, каковы они есть, и ничто не остановит ее. Эта сила есть и в Слипе, он совершенно ясно чувствовал ее, и именно она делает его мускулистым, быстрым, настойчивым, в то время как вот этот лопух она сделала зеленым и широким. Это нельзя было объяснить, это нельзя было не чувствовать. Слип вспомнил, что Карри называла это чувство «переживанием вечной весны» и говорила, что кадумы никогда его не испытывают, поэтому постоянно чем-то болеют. Невероятно – неужели можно жить и НИКОГДА не испытывать этого?! Снова отдавшись переживанию вечной весны, Слип с наслаждением ощущал, как оно наполняет его жизнью: затягивает царапины, снимает усталость, и в едином ритме с этой великой силой в нем пробуждался, словно родник, и пульсировал пронзительный трепет беспричинного счастья.