- Да, это в самом деле нечто… необычное, - согласился я. - Я подписала зубодробительный контракт, согласно которому в случае нарушения условий я попадаю в такую жопу, что лучше и не думать - я выплачиваю штраф в размере годовой зарплаты и много всего другого плохого. - Значит, история со спасателями объясняется этим? Она помрачнела и помолчала немного. - Да. Она захотела сплавать на остров. Вызывать спасателей, значит помешать её желаниям, нарушение контракта. Она созванивается с Машей, расспрашивает её, она точно узнала бы. - Но блин, она же могла погибнуть… - Ну не трави мне душу, Макс, - взмолилась она. – Меня это думаешь не мучает? Она забрала свою ножку, уткнулась подбородком в грудь. - Когда ей было семь лет, - спустя минуту уже более миролюбиво начала она, - мы залезли на какую-то сраную крышу в Норвегии. Одну её не пускали, а со мной разрешили. Мы гуляли наверху, там что-то типа обзорной площадки. И вдруг она захотела посмотреть вниз. Она перелезла через барьер и пошла к краю. Вдоль самой кромки крыши был сделан еще один маленький бордюр. Она перевесилась через него, и потом перекинула одну ногу и смотрела на меня, смеясь. Я оцепенела, я не могла ни пошевелиться, ни сказать что-то, и еще я знала, что не могу ей запретить, не могу даже попросить не делать этого. Она перевесила вторую ногу и стала опускать своё тело вниз! Её руки выпрямились, и я теперь не видела даже её головы, она висела на вытянутых руках. Мною овладело фатальное безразличие, я поняла, что все кончено. Я знала, что Маша погибнет, что я сяду в тюрьму, но я уже ничего не могла сделать. Она задумалась и дала мне обратно свою ножку. - И... что было потом? - Она подтянулась на руках, перелезла обратно, и мы дальше пошли гулять, словно ничего не случилось. Потом она весело рассказывала об этом тетке, и та хвалила ее за то, что она такая храбрая. - Интересная тётя... - философски заметил я. - Нет, ну я, наверно, немного предвзято рассказываю, - стала оправдываться она, видимо почувствовав осуждение в моем голосе. – Например как-то Маша две недели лежала просто в кровати. Ничего, ну совсем ничего не делала, и почти что есть перестала. Так тётка ее тоже хвалила, говорила, что молодец. А потом я просыпаюсь утром, а Маша сидит на телефоне, и о чем-то с кем-то договаривается, и со следующего дня у нас с утра до ночи – люди, люди... по двое, по трое, непрерывно, неделю, две, три, месяц... - Люди? – недоуменно переспросил я. - Учителя! Преподаватели университетов, профессора, и всё подряд – медицина, физика, археология, языки, бокс... ну бюджет-то сам знаешь какой... И вот иногда я ненавижу эту тетку, а иногда смотрю на Машу и понимаю, что это совершенно счастливый и свободный человек, и у нее очень интересная жизнь, и ведь ты ее видел, разве ее можно назвать ребенком? — 84 —
|