|
Я заорал сам на себя в отчаянной попытке вырвать себя из растворяющего меня очарования игры смыслов и переживаний, и на несколько секунд стало полегче, вернулось немного, совсем немного трезвости и понимания – откуда я шел и куда двигаюсь, и я рванул, как волк из капкана, туда, к свободе, к моему миру, еще рывок, почти уже, нельзя тонуть, нельзя сейчас остановиться и отдохнуть, блять, блять, работай, работай! Продолжая орать на себя, я вдруг осознал каким-то краем сознания, что справа от меня, или сверху, или хуй вообще поймет где, появилась странная область матового мерцающего свечения. Изо всех сил удерживаясь от того, чтобы снова не впасть в уволакивающую мое осознание реку, я сумел почувствовать, что мне нравится это мерцание, оно чем-то было приятно и близко, и в какой-то момент я замер – на долю секунды – чтобы принять решение – идти прямо на мерцание или взять немного в сторону и пройти мимо, и даже этой секундной задержки оказалось достаточно, чтобы оказаться на очень опасной грани, когда сознание уже почти совершенно уплыло и балансирует на последней грани, светится последней искрой, и тогда я снова взревел, как буйвол, и рванул прочь отсюда прямым ходом на это мерцание, и вдруг почувствовал, что упёрся в него, как во что-то упругое, и это было так неожиданно, что во мне взорвался страх, и я, оскалившись, выпучив глаза и напрягаясь всем своим существом, просто выпихнул эту штуку к чертовой матери, как вытолкнул бы, кажется, даже трактор, если бы он стоял у меня на пути, и вывалился наружу сам. Пару минут я просто валялся лицом к стене, тупо и довольно пялясь на неё – она снова была передо мной во всем своем величии, и я был ей рад. Рад тому, что я тут, а она, хуева штуковина - там. Я смотрел на нее и с гордостью, с чувством покорителя, и со страхом, потому что понимал, что мне, как ни крути, придется сюда снова вернуться и снова пройти через этот сладкий ад – в одну сторону, потом в другую, но об этом лучше я сейчас думать не буду... Со стороны, наверное, казалось, что я сошел с ума – поднимал ногу, крутил перед собой руками, сгибал и разгибал пальцы. Я снова чувствовал своим телом окружающий мир. Стало смешно, что мир сновидения я воспринимаю сейчас как твердую реальность – воистину, всё познается в сравнении… Удовлетворенно хрюкнув от этой банальности, я решил подниматься и сваливать отсюда. Впрочем, свалить-то можно было и не поднимаясь, ведь я в глубоком воспоминании - разновидности осознанного сновидения, и я уже почти был готов совершить усилие пробуждения, как вдруг вспомнил о том заманчивом матовом мерцании, к которому у меня даже сейчас, как только я о нем вспомнил, возникла какая-то приязнь, теплота и влечение. Что это было – прямо в толще стены? И тут я окончательно пришел в себя и вспомнил, что я же сам только вытолкнул его из стены вместе с собой! Я резко обернулся, ожидая увидеть перед собой всё, что угодно. Вернее, я думал, что готов ко всему, но если судить по тому, что я так и остолбенел, застыв на месте с позорно отвисающей челюстью и лицом писающего мальчика, то моя психологическая готовность к рискованным приключениям могла быть поставлена под сомнение. — 304 —
|