— Обрадовать мне тебя, доня, нечем. Сделано ему, и сделано крепко. Пока сказать не могу, какой анчибел его так удостоил, потом постараюсь выяснить. Сейчас только одно ясно: с этим лихом мне в одиночку не сдюжить. От ее слов у меня ручьем хлынули слезы: — Домна Федоровна, миленькая… Если уж вам это не под силу, то я и не знаю, куда мне идти… Я себе жизни без мужа не представляю, я эту потерю не перенесу… — Ну-ну, вскагакалась… Вот же ж бабьё городское: чуть какая марь — и в слезы. Всю жизнь, доня, сладко не проешь, мягко не проспишь, чисто не проходишь! Мало ли что в судьбе бывает, а ты не поддавайся: казак в бою спину не кажет! Так что не кисни. — Вы ведь сами говорите, что вам не справиться. Как же быть-то? — Будем дожидаться Алексея с Федором. А пока тобой займемся: вид у тебя — краше в гроб кладут. [1] Глава 13 [1] Бабий Спас Всю ночь я спала как убитая, без тревог и сновидений, а утром сама проснулась до света. Я прекрасно выспалась и чувствовала себя великолепно: спасибо чудо-отвару, что знахарка дала мне выпить на ночь. Сегодня нам обеим предстояла поездка в Ростов. Во-первых, надо было сходить в три церкви и совершить то, что, по словам Домны Федоровны, защищает от колдовства и обстояния бесовского «паче ружья и шашки». А во-вторых, знахарка пожелала навестить сына и повидать внуков; для них она припасла гостинец — испеченный с вечера круглян (очень вкусный пирог с начинкой из сухофруктов и меда). Распрощавшись с Георгием и его семьей, мы зашли в гостиницу и забрали из номера мои вещи: Домна Федоровна настояла на том, чтобы я поселилась у нее. Правда, ездить в Ростов каждый день из хутора было немножко хлопотно: дорога туда-обратно занимала в общей сложности три часа. Но это для меня было делом привычным: ведь и в Питере, живя в одном из спальных районов, я ежедневно тратила времени на дорогу никак не меньше. В хутор мы вернулись к ужину. За едой знахарка давала мне пить холодный узвар из сушеных фруктов, трав и меда. От него меня снова потянуло в сон, но Домна Федоровна спать мне не дала. Она вывела меня в сад, усадила по-японски прямо на землю и велела слушать «токи земли». Для этого надо было сосредоточиться на точке в районе крестца. Чтобы мне было легче почувствовать энергию и войти в нужное состояние, ворожея несколько раз провела ладонью над этим местом. От ее действий вся область ниже пояса словно загорелась, энергия закрутилась вправо и собралась плотным огненным шаром в нижнем отделе позвоночника, прямо напротив матки. Я закрыла глаза и направила внимание в этот шар. Он показался мне красным, мягким и пушистым, как клубок огненного мохера. Шар пульсировал в ритме сердца; вниз от него шла тонкая ниточка энергии. Присмотревшись получше, я увидела, что это не ниточка, а настоящий огненный родничок, и утекает он куда-то глубоко в землю. Земля в моем видении была необычная: не черная и вообще — не темная, а очень светлая и сияющая, как белая часть пламени. Ее всю пронизывали такие же огненные роднички, они то вспыхивали, то чуть тускнели — одни медленно и плавно, другие быстро и отрывисто. Все вспышки были связаны единым пульсом; и эта симфония земных энергий показалась мне удивительно гармоничной и прекрасной. Родники огня переплетались друг с другом и складывались в причудливый узор. Лианы, розетки, ромбы — красочная вязь всех оттенков коричневого, красного, желтого и белого напоминала дивный трехмерный килим*, и отыскать на нем ниточку своего родничка мне было не под силу. Наблюдая эту удивительную картину, я вдруг ощутила всепроникающую силу земли, теплую и плодородную энергию, исходящую из этой необъятной субстанции, бесконечно доброй и уютной, словно материнское лоно. Я увидела и свой родник — он разросся, стал плотным и насыщенным. Поток энергии, обогащенный силой земли, наполнял мое тело и душу. Я чувствовала, как прорастает во мне эта новая сила, как она расправляет и поднимает меня. Я открыла глаза. Передо мной стояла знахарка. Ее глаза излучали свет, и природа этого света была та же — земная, плодотворная, материнская. Я улыбнулась и закрыла глаза, а когда через минуту вновь открыла их, целительницы уже передо мной не было, только последние лучики заката пробивались сквозь резной лиственный узор. Я поднялась и пошла к дому. — 74 —
|