При поездках на природу мне стоило больших усилий уговорить его пойти тренироваться, т.к. я чувствовала непревзойденный эффект занятий у реки и у моря, а он предпочитал, как мне казалось, сомнительный отдых в виде общения в компании пьяного застолья. Конечно, в этих разговорах бывало кое-что ценное, особенно, когда надо было кого-то подтолкнуть «на путь истинный», там можно было почерпнуть интересный материал для данной работы. Однако, меня раздражали долгие посиделки, и я уходила заниматься сама. Иногда за мной кто-то шел из «наших», и мы занимались вместе. Но я любила быть одна, ведь на этом пути каждый один! Я постепенно привыкала к этой мысли, к мысли, что мне когда-нибудь придется идти без него, моего тренера и учителя. Мысль эта ужасала всегда и Кастанеду, и Флоринду, которые предвидели расставание с нагвалем. Но в моем случае все могло бы сложиться иначе, т.к. И.П. приоткрыл мне кое-какую тайну, в которую я пока не верила. Я не могу осуждать человека, который дал мне этот путь, путь к знанию и силе! Я просто пытаюсь понять… Он ни раз говорил нам о том, что в Тибете, придя к учителю, ученик дает ему чистый лист бумаги. Эта традиция говорит о том, что ученик чист перед учителем, как этот белый лист, чтобы учитель написал на нем своей мудрой рукой все, что посчитает нужным. Это мера беспредельного доверия и всепоглощающего внимания ученика к своему учителю. И моя гордость, мое воспитание не противоречит тому, чтобы так поступить. Но кто же он, человек, которого я не понимаю – эталон для подражания, ведущий? Или заблудшая овечка, сама нуждающаяся в проводнике? Не раз во время нашей ссоры И.П. кричал мне: посмотри на шрамы! Кто тебе принес йогу? Где бы ты сейчас была? … Но я же не хочу сказать, что отрицаю все его влияние и помощь мне! Я только хочу подтолкнуть его двигаться вперед. Вот хотя бы яркий пример, когда И.П. под разными предлогами, сначала мягко, а потом наотрез отказывался делать «око». Бывало, я замечала, что мои явно трезвые решения отвергались им только из чувства собственного превосходства, хотя он и заявлял, что женщина – более совершенна, чем мужчина. Потом он признавал мою правоту, но осадок у меня оставался. Еще одним аргументом в пользу своего торможения он выдвигал то, что если он разгонится, то я останусь далеко позади, и сейчас он просто дает мне время приблизиться к нему. Красиво, гуманно, романтично… Но мне было бы легче стремиться ввысь за человеком, действия которого меня бы восхищали, а не отталкивали и вызывали недоумение, за человеком, развитие которого было бы очевидно и на моих глазах. И уж если он такой гуманный, то подождет меня, если я попрошу! Карлос Кастанеда постоянно восхищается доном Хуаном, говоря, что образ жизни и суждения учителя кажутся ему безупречными. То же делают и Флоринда Доннер, и Тайша Абеляр. — 102 —
|