Учиться как учиться

Именно этот прием иногда использовался Омаром Хайямом и его школой.

Пока это не понято, Хайяма, конечно, нельзя понять, потому что некоторые ученые берут его слова в их буквальном значении. Когда он говорит: «Каждая фиалка была родинкой на щеке чьей-то возлюбленной», они, должно быть воображают, что это перевоплощение или поэтический образ, в то время как, в действительности, это 'шок'. В современной Хайяму культуре теория перевоплощения была ересью.

Суфийская литература полна такого рода обучающего ма­териала, переживаемого на опыте. Наличие его эффективно отсеивает поверхностных и узко мыслящих людей.

Люди обусловлены так, что определенные замечания им нравятся, а другие – не нравятся. Это почти всегда полезно, пока не достигаешь той точки, где лицемерие пользуется гос­подствующими положениями в человеке и дает ему возможность манипулировать ситуациями и избегать реальности. Кроме того, в каждой культуре есть примеры, когда условности не позволяют людям говорить определенные вещи, которые истинны, ибо, в противном случае, прослывешь неприличным, хвастливым или враждебным по отношению к другим. Такой вид поддержания статус-кво может быть как хорошим, так и плохим. Иногда он приводит к 'видению как в туннеле'.

Чтобы оказывать влияние в таких ситуациях или указать на ограничения принудительного обычая, некоторые величайшие суфии не уклонялись от риска подвергнуться всеобщему позору. Я думаю, что их вклад в этом отношении не имеет себе равных.

МОЛЧАНИЕ И РЕЧИ

Хороший пример находится в книге Худжвири Revelation of the Veiled (перевод Николсона, 1911):

«Я прочитал в Историях, что однажды, когда Абу-Бакр Шибли [один из наиболее знаменитых суфиев прошлого] проходил по кварталу Каркх в Багдаде, он услышал высказывание некоего обманщика: "Молчание лучше речей".

Шибли возразил: "Твое молчание лучше твоей речи, но моя речь лучше моего молчания, потому что твоя речь – тщеславие, а твое молчание – пустая забава, тогда как мое молчание – умеренность, а моя речь – молчание"».

Всякий, кто воображает, что Шибли действовал так, потому что у него был тяжелый характер, или он был нетерпимым, или не сдержался, нуждается в таком суфийском шоко-обучении, так как все еще не научился тому, что имеется возможность, что некто, кого он считает (в силу обусловленности) вышед­шим за рамки принятого порядка, в действительности, выражает словами то, что фактически является точным описанием господ­ствующих обстоятельств.

Основное возражение против предположительно неприлич­ных слов заключается в том, что они плохо воздействуют на того, кто говорит их, или учат присутствующих быть 'неприличными' и нескромными. В случае с таким человеком как Шибли, его статус был (и есть) таким, что первое невозможно, а второ­го не могло быть, так как Шибли был известен как всецело правдивый человек.