|
Мы пошли по шоссе, на которое нам указали, и это было ошибкой. Хотя сумку я оставила в каком-то магазине: точнее, сказать, отделении рынка, вытянувшегося под крышами вдоль шоссе, где сувениры плавно переходили в еду,— идти вверх было тяжело. Как шла туда Сияна, лучше не вспоминать. Три километра серпантина, что вели к храмовому комплексу, оказались чем-то совершенно непреодолимым. С низу казалось — до него рукой подать, но каждый новый изгиб дороги создавал ощущение, что мы удаляемся от храма, а не приближаемся к нему. Я долго не решалась ловить машины, понимая, что в условиях такой гористости им просто физически не остановиться. Наконец, Сияна поставила ультиматум, и мне пришлось голосовать. Конечно, машина поймалась далеко не с первого раза. К нашей просьбе снизошли тайские супруги с двумя детьми: изнутри войдя в мое положение. Мы остановились на специальной площадке для машин (без которой им было там не остановиться). Храмовый комплекс тоже представлял собой рукотворную площадку, на которой перед ступой располагался красивый садик с деревцами типа кипарисов и пальм на зеленой травке. С одной стороны его был небольшой двухэтажный храм с двуступенчатыми крышами: одной наверху и четырьмя — над нижними пределами здания, которое представляло крест со входами-выходами во все четыре стороны света. С другой — стояла многоступенчатая ступа вдвое выше храма: белая и в основании четырехугольная, со множеством золотых пирамидок, круглых и очень вертикальных — как и центральный остроконечный купол, с пирамидкой шести зонтиков наверху. Тайцы, что подвезли нас и тоже пошли смотреть храм, сфотографировали нас с Сияной на фоне гор. Но храм оказался закрыт, как и пирамида ступы, к трем дверям которой вела лесенка с белыми дракончиками. Как нам сказали, там находится тело будды: ушедшего в нирвану буддийского монаха. Площадка храма была обнесена перилами — с нее открывался прекрасный вид на горы. По дороге в Дой Маэ Салонг я с удовольствием вспоминала, как ездила с группой по горам Индии — когда жила в ашраме "Ауровеллей", названного в честь Шри Ауробиндо. Движение машины усиливало полет мысли: как вообще ускоряет мысль всякое перемещение в пространстве, и я вспоминала идеи Ауробиндо и Матери Миры о преображении тела. Похожие идеи были у Циолковского: который считал, что тело человека может быть самозамкнутым организмом, подобно живому организму Земли. Оно может питаться солнечной энергией. Циолковский создавал ракету, чтобы большая часть жителей перенаселенной Земли могла жить в Космосе: в искусственно созданных мягких условиях, лишенных климатических перепадов, с достаточным количеством энергии — он даже предлагал переселить на космические станции наиболее больных людей, которым трудно жить в климате Земли. Он верил, что в таких условиях быстрее реализуется идея бессмертия человеческого тела. — 47 —
|