Тайное учение даосских воинов, путь Шоу-Дао. Книга 1

Почти все время, которое я проводил на лекциях в институ­те, я посвящал детальному конспектированию его уроков.

Наконец, я принес Ли несколько тетрадей с описанием и систематизацией того, что он мне показывал. Ли забрал тетра­ди, и, когда через несколько дней я спросил о них, он мне отве­тил, что сжег все мои конспекты, включая ту тетрадь, которую я ему дал перед историей с изнасилованием. Я почувствовал ужасную обиду и злость.

— Как ты мог так поступить! —закричал я. —Ты даже пред­ставить себе не можешь, сколько времени и труда мне стоило написать все это!

—Написанное привязывает к себе,—спокойно сказал Ли. —Ты должен все держать в голове, а не в тетрадях. Нет никако­го смысла делать конспекты.

Через некоторое время Учитель объяснил, что, запрещая мне делать конспекты, он тем самым побуждал меня еще более старательно записывать то, что он говорит.

—Твой первый удачный опыт охладил бы твой пыл, —ска­зал он, —и если бы я просто похвалил твои конспекты и вернул их тебе, ты в дальнейшем уже не писал бы их с таким усердием и чувством. С другой стороны, ты бы привязывался к написан­ному, не стараясь запомнить, успокаивая себя тем, что все зна­ния хранятся в твоих тетрадях. Я же заставил тебя и запоми­нать и записывать, стараясь делать и то и другое наилучшим образом. Записи могут пропасть, но память твоя не исчезнет, пока ты жив.

И действительно, я, несмотря на запрет Ли записывать, старался конспектировать все еще подробнее и лучше, одно­временно запоминая то, что он мне показывал.

— Я знал, что твоя натура европейца упряма, —посмеивал­ся надо мной Учитель, —и был уверен, что, отняв твои драго­ценные записи, заставлю тебя создавать новые шедевры.

Но в тот момент объяснение Ли, что написанное привязы­вает к себе, меня абсолютно не удовлетворила и не вдохновило. Мои конспекты представлялись мне такой драгоценной сокро­вищницей знаний, что их уничтожение можно было сравнить по уровню ощущений с потерей близкого человека. Обида и злость нарастали так. что я почти не мог контролировать их. То, что Ли относился к моим страданиям с насмешливым без­различием, их ничуть не облегчало.

Выбрав момент, когда моя злость достигла пика. Ли весело предложил мне:

—Ану-ка, ударь меня. Я попробую увернуться, стоя на зем­ле. Только одно условие: ты должен ударить очень сильно—и я покажу тебе технику, которая сметет боль утраты твоих конс­пектов.

Я ударил его изо всей силы несколько раз. Ли уходил от ударов, стоя на месте, неуловимыми движениями туловища, шеи и плеч, так что очень быстрая серия ударов словно повис­ла в воздухе—я промахивался каждый раз, несмотря на то, что Ли оставался на том же месте, не отступая ни на шаг. Тогда я попробовал схватить его, но Ли безо всяких усилий отвел мои руки. Я набросился на него, как бешеный, с единственной це­лью—хотя бы прикоснуться к нему, но он начал уходить, ока­зываясь то у меня за спиной, то сбоку, а один раз умудрился даже пролезть у меня между ног в очень низкой стойке в мо­мент, когда я хотел ударить его ногой.