Брахман и история

Отмктим также, что Радхакришнан никак не описывает эстетические воззрения индийских мыслителей, хотя таковые, несомненно, имелись, пусть и в неявном виде. К искусству вообще и к индийскому искусству в частности Радхакришнан (как философ!) проявлял равнодушие. Дасгупта же, в отличие от него, не просто интересовался этим, но даже написал книгу «Основы индийского искусства», выше цитированную нами. По всей видимости, мир майи имел для Радхакришнана столь малое значение по сравнению с вечным Брахманом, что воспринимался им лишь как временная обитель Атмана на пути к слиянию с божеством, и этим миром не стоило восхищаться. Этика для него была значительно важнее. Импульс к преобразованию мира (политическому в том числе) был в его мировоззрении столь силен, что его Радхакришнан усматривал и у своих предшественников в философской традиции. Отметая часто предъявлявшееся индийской философии обвинение в пессимизме, он писал: «Если под пессимизмом понимать чувство неудовлетворенности тем, что есть или существует, то индийская философия проникнута пессимизмом. В этом смысле любая философия пессимистична. Страдания мира порождают проблемы философии и религии»[307]. На фоне этой постоянной борьбы со злом в мире (который сам при этом злом не является) невозможно наслаждение красотами бытия. Если человек предается спокойному созерцанию, то он должен созерцать вечный Брахман, а не то, что преходяще, несовершенно, полно страдания и т. д. Кстати, несовершенство мира, по-видимому, также препятствует Радхакришнану говорить об эстетических наслаждениях, ибо мир несовершенен, все вещи в нем несовершенны, а несовершенное не может приносить удовольствие, если же наслаждение все-таки возникает, то причиной является не сама вещь, так как она дорога не ради самой себя, а ради Брахмана.

О Радхакришнане-компаративисте надо сказать следующее. Естественно, что любое историко-философское исследование, тем более такое фундаментальное, как «Индийская философия», неизбежно требует компаративного анализа изучаемых концепций – установления их связей (типологических или генетических), изучение использовавшихся ими методов философской аргументации, анализа выдвигавшихся ими проблем и т. д. Кроме того, Радхакришнан проводит этот анализ, как уже говорилось выше, активно привлекая материал европейской философии, то есть сопоставляя (хотя бы в минимальной степени) западные философские концепции с индийскими. «Но имеет ли сам компаративист решение проблемы, о которой говорят научные теории? Компаративист всегда находится в метаязыке; уже сама метапозиция создает для исследователя мнимое преимущество. Кажется, что он не обязан быть третьим собеседником. Но существует и скрытое участие в дискуссии, так как первичный и метаязыки сопряжены логическими связями»[308]. Метаязык для Радхакришнана – это язык монистического идеализма. «Если мы отвлечемся от множества мнений и обратимся к общему духу индийской мысли, мы увидим, что она склонна объяснять природу и жизнь на основе монистического идеализма, хотя эта тенденция является столь гибкой, живой и многогранной, что принимает много форм и проступает даже во взаимно враждебных учениях»[309]. Естественно, что это монистический идеализм адвайта-веданты. Буддисты, думается, вряд ли согласились бы с тем, что их философия монистична. Кстати, и сам Радхакришнан говорит о раннем буддизме как об этическом плюрализме[310], что несколько противоречит общей монистической картине индийской философии.