|
– Пришли ваши сменщики? – Уже пришли, а я еще немножко. – Иди со мной. Посмотрим участок. Тимка отдал ведро Володьке Сороке и побежал за отцом. Они пошли по дамбе. Сегодня день прошел удачно. Ветерок дул на реку, было тепло, работалось весело, сделано было много. Минаев посматривал на Шелудиевку, от которой над водой остались только крыши. Еще утром спасательные лодки сняли с чердаков людей и отвезли в вагоны. Вчера в вагон перебрались и Минаевы. Солнце садилось за Шелудиевкой, и от этого ее крыши казались черными. Река стояла в уровень с дамбой, как в стакане, налитом до краев. Внизу и на склоне дамбы копошились люди, а на верху, хорошо утрамбованном и утоптанном, виднелись только отдельные фигуры. У подошвы дамбы спорили. Ленька Бычков кричал: – Во-первых, я не житель, а фабзавучник, – значит, рабочий. Ему отвечал гнусавый, спокойный, чуточку презрительный голос: – А говоришь, как житель. – Да что ты, житель, житель. Жители тоже дни и ночи на дамбе. – Им так и полагается. Такая у них организация. – Чего же ты, как житель, как житель… – А рассуждаешь ты, как житель. Я тебе говорю: иди домой, твоя смена кончилась. – А я не хочу. Имею я право или не имею? Минаев бегом спустился с дамбы. Тимка стоял наверху и слушал, замирая от сложности и серьезности обстановки. – В чем тут дело? – спросил Минаев. Против скуластого сердитого Леньки стоял молодой токарь Голубев, распорядитель работ в этом отрезке. На вопрос Минаева никто не ответил. Видно, что и Голубев сомневался в своей правоте. Минаев оглянулся: среди носилок, лопат и мешков стояли люди и с любопытством прислушивались к спору. – Чего вы спорите? Работать бросили… – Да как же не спорить? – почти со слезами сказал Ленька. – Гонит меня домой. Прямо в шею, пристал и пристал. – Такой приказ, Ленька. Ленька отвернул лицо: – Приказ! Приказ для порядка. А если я хочу еще поработать? – У него хата в «Райке», он и волнуется, – сказал откуда-то сбоку негромкий ехидный голос. Ленька злобно обернулся и ощетинился всей своей фигурой: – Пусть она провалится, моя хата! Забери ее себе, дурак! – И верно, что дурак, – сказал другой голос, басистый и тоже ехидный. Ленька не из-за хаты работает. – Ленька, успокойся и иди домой, – спокойно проговорил Минаев. Ленька размахнулся лопатой и со злостью всадил ее в землю. – Не пойду! Не имеете права! Если я хочу работать! – А дисциплины у тебя нет. За такие разговоры я мог бы тебя и совсем прогнать с дамбы, да вот молодой ты… — 224 —
|