Я тут же набросал на каком-то листочке схему аппарата в подземном положении (рис.4), а сбоку пририсовал что-то вроде расширяющейся трубы 1, и показал Е.С. Она зачеркнула деталь 1 на схеме, перенесла её на центр аппарата и сказала: "Экипаж не погиб сразу и уже две недели подаёт сигнал SOS. Выжившие ожидают помощи. Откуда - не знаю". Рис. 4. Спрашиваю: "На какой глубине находится аппарат?" "Где-то в пределах 30 метров. А точно сказать не могу. Авария произошла в центральной части". Вся эта информация была неожиданной, более чем фантастична и невероятна. Настолько, что у меня больше не нашлось вопросов. Я не знал, верить ей или нет. И хотя мне было известно, что под действием изменяющегося напряжения гравиполя тела изменяют свой объём, а значит, могут иметься технические возможности за счёт воздействия внутренних сил варьировать его внешними размерами, поверить, что это изменение может "обращать" аппарат в "молекулу" никак не удавалось. С другой стороны, информация о том, что воронка есть следствие техногенного выброса энергии и продуктов аварии, как-то не вписывалась в систему сложившихся знаний. И в то же время уже подсознательно было заложено, что под Землёй погибают некие разумные существа, помочь которым ни ты, ни все люди Земли не в состоянии. И не потому, что нет технических возможностей, а потому, что сложившаяся ситуация ещё не вмещается в человеческое сознание, и поэтому как бы не существует. На вокзал я направился не только в полном смятении чувств, но и с оформившимся пониманием того, что в районе воронки надо также искать следы техногенного, а не только природного или взрывного воздействия. То есть то, что вряд ли могли искать участники других экспедиций. Уехать в Сасово оказалось делом сложным. Был разгар отпускного сезона и, как всегда летом, билеты на поезда в день отъезда достать было практически невозможно. Пришлось всю ночь добираться на перекладных. Сначала до Голутвина, затем до Рязани и, наконец, до Сасова. Как бы то ни было, в 9-м часу я позвонил начальнику милиции майору Геннадию Леонидовичу Моняк с просьбой об аудиенции. Он отложил аудиенцию до 10 часов (до окончания оперативки) и сказал, что надо также пригласить Нину Николаевну Авдонину. И с майором, и с Авдониной я был знаком ещё по работе над разгадкой первого взрыва. День был сумеречный. По приходе поезда шёл моросящий, по-осеннему мелкий дождь, который подмочил растительность и слегка прибил пыль. Когда я подходил к милиции, дождь прекратился, но серая мгла не развеивалась. В кабинете начальника милиции уже находилась Нина Николаевна. Поздоровавшись, обратился к ним с упрёком: — 49 —
|