|
Ничтожной сверху мне покажется печаль. Мирские мелкими окажутся заботы, Высокой станет бытия мораль, Блеснет надеждой ракурс поворота, И мрачная со лба спадет вуаль. Дождем прольются очищающие слезы, И снова солнце выйдет из-за туч, Воскреснут вновь угаснувшие грезы - Я, возрожденная, на Землю опущусь.” Или такие: “Мы – дети Космоса, но кто об этом помнит? В заботах каждодневных утопаем, И даже солнца лучик животворный, Как должное, в себя мы принимаем. Глаз к небу не поднимем лишний раз – К чему излишняя сентиментальность? И никогда не удивляет нас Вселенной бытия материальность: Что родились мы из Большого взрыва, Что в точку можем превратиться вновь, Что днем и ночью правят этим миром Надежда, Вера и Любовь...” Евгения Ефимовна никогда раньше не интересовалась поэзией – лишь то, что положено по школьной программе. Когда стихи сами собой стали возникать в голове, она воспринимала их как прозу, записывала слова подряд, в строчку. Писать заставляла их неотвязность, пришлось носить с собой блокнот, ручку, потому что тексты могли идти прямо на улице, на автобусной остановке, в очереди... Но когда она пробовала писать сама, по собственным впечатлениям, то у нее ничего не получалось. Так она сделала вывод, что эти стихи не ее. Ведь среди них были не совсем понятные ей самой. К примеру: “Мудрее нет природы мудреца, Нет бесконечнее окружности кольца, Нет глубже отражения в воде, А истина во всем, и нет ее нигде”. Интенсивными, по словам Е.Е. Ватейчкиной, были два-три месяца непонятных диктовок. Потом все постепенно пошло на убыль. Может, она была сама тому виной: не все записывала, отмахивалась от них. Из последних строк приведем такие: “Два взгляда встретились И потонули в океане чувств. С тех пор я взгляда встречного боюсь...” Или: “Я душу иногда свою Из тела-клетки птицей выпускаю, Чтобы скиталась света на краю Возможность редкостную ей предоставляю. Конечно, есть определенный риск, Что в тело старое назад уж не вернется И, как во мне когда-то поселилась, – Во плоть новорожденного вольется...” Возможно, так осуществляется связь миров – нашего, земного, и потустороннего, с душами умерших людей, поскольку здесь явно ощущается межвидовой, то есть с себе подобными, тип контактов. На наш взгляд, такая точка зрения имеет право на существование, хотя пока многие скептики ее отвергают. Но правильно ли опровергать ее с порога? Не плодотворнее ли искать новые веские доказательства множественности миров и их влияния друг на друга? — 64 —
|