И все же говорить о внутреннем разложении ордена нет оснований: показания Арнольда Калиса из приорства Мас‑Деу, уже очень пожилого человека, который не мог даже вспомнить, как его принимали в орден, загадочные «сестры» ордена, описанные Понсаром де Жизи, и беспутная жизнь некоторых тамплиеров после роспуска ордена, возможно, косвенно и намекают на эту проблему, однако сами по себе не являются серьезными свидетельствами абсолютного упадка ордена к 1307 г. Критикам можно было бы возразить, что хотя первые признания и были получены достаточно быстро, однако шесть сотен тамплиеров все же сохранили верность ордену и выдержали яростные атаки обвинителей в начале 1310 г.; даже после сожжения 54 тамплиеров в мае того же года далеко не все оказались совершенно запуганы или уничтожены морально, ибо лишь менее пятой части тех, кто вызвался защищать орден, можно с определенностью отнести к отказавшимся от защиты после сожжения братьев5. В любом случае, даже если у ордена тамплиеров и были какие‑то недостатки, то и у других современных ему орденов недостатков было не меньше6, и они также могли бы приобрести совсем иное значение в глазах историков, если бы орденам этим тоже выпало на долю пасть жертвой режима Филиппа Красивого. Если обвинения в ереси так и остались недоказанными, а свидетельства внутреннего разложения ордена нельзя признать удовлетворительными, то неизбежно возникает вопрос об иных мотивах, побудивших Филиппа Красивого предпринять аресты и начать этот процесс. Наиболее очевидный из этих мотивов, буквально первое, что приходит в голову, — это финансовая сторона дела, ибо и в целом финансовое положение королевства оставляло желать лучшего, да и в более узком плане — не хватало звонкой монеты, чтобы вернуться к «хорошим деньгам» Людовика Святого. Денежные проблемы французского правительства совершенно очевидны. Однако, хотя это явно основная причина нападок на тамплиеров, не исключена возможность и иных поводов для арестов. Тамплиеры были военной организацией, подчиненной не королю, но папе и папству, и обладали значительными свободами и неприкосновенностью в пределах французского королевства. Возможно, человек столь крутого нрава, как Филипп Красивый, не мог не видеть в них угрозы своему идеалу государства Капетингов. На первый взгляд аргумент этот выглядит довольно неубедительно, особенно если принять во внимание, каковы были тамплиеры — малочисленные, нередко пожилые и плохо вооруженные — из разбросанных по провинциям сельских приорств. Слабость французской армии, продемонстрированная в битве под Куртре, и тот явный факт, что относительно небольшие группы весьма решительных, хорошо вооруженных и целеустремленных людей способны были в XIII в. одерживать значительные военные победы, заставляют предположить, что тамплиеры во Франции действительно могли при желании составить прямую угрозу королю. Но, что еще более вероятно, неприкосновенность и свободы, предоставленные тамплиерам, вызывали постоянные возражения легистов Филиппа IV; так что дело тут, скорее в принципе, чем в некоей военной угрозе. Если же, как полагает проф. Дж.Р. Стрейер, Филипп IV был полон желания воплотить в жизнь основные идеи Людовика Святого — править всей страной, используя католическую веру как основу для объединения народа и укрепления французской монархии7, — тогда тамплиеры, особенно если их изобразить еретиками, являвшими страшную угрозу подобному святому единству, по справедливости должны были быть уничтожены. Выступления представителей французского правительства во время процесса, конечно же, свидетельствуют в пользу точки зрения проф. Стрейера на характер правления Филиппа IV, и все же представляется, что на самом деле, по крайней мере в значительной степени, эта акция была проведена по куда более корыстным причинам. В конце концов, положение тамплиеров во Франции вовсе не было уникальным, госпитальеры тоже были достаточно привилегированным орденом и подчинялись лишь папе. Возможно, довольно и того, что существование ордена тамплиеров как богатой, пользовавшейся привилегиями, независимой и состоявшей преимущественно из представителей аристократии организации в королевстве, правитель которого добился немалых успехов в подчинении себе феодальной верхушки, претило Филиппу Красивому. Тогда как госпитальеры, подобно прочим, чье благополучие зиждилось в основном на пожалованной земельной собственности, постоянно страдали от роста цен при фиксированной ренте, «движимое» или «ликвидное» богатство тамплиеров, тесно связанных с банковскими делами и торговлей земельной собственностью, было для монархии не только оскорблением, но и искушением. И наконец, нельзя сбрасывать со счетов возможность того, что Филипп и его министры действительно верили обвинениям в ереси, выдвинутым против тамплиеров; это также выделяло тамплиеров среди прочих, сходных с ними, элементов политической структуры королевства, таких, как госпитальеры. Несмотря на явно пропагандистскую направленность обвинений, этот фактор все же приходится учитывать. «Христианнейший король» проявил во время своего правления достаточную склонность к самообману, хотя ни он, ни его советники не могут быть полностью отделены от своего окружения и своего народа, чтобы рассматривать их исключительно как неких кукловодов‑манипуляторов . — 224 —
|