|
И я, Фалес Аргивянин, простёршись у ног Господа моего, взял за руку молчавшую девушку и, не оборачиваясь, ибо я был на Стезе Божьей, пошел из сада Иосифа Аримафейского. Только вышли мы из сада, как увидели приближавшегося к нам человека с длинной белой бородой, ведшего в поводу двух вполне готовых в путь белых верблюдов. В момент встречи нашей он низко склонился предо мной и сказал: — Дозволит ли благородный и мудрый Фалес Аргивянин старому знакомому вновь служить тебе верблюдами для пути дальнего со священной спутницей твоей? — Ноги твои также на Стезе Господней, равви Израэль из Ура Халдейского, — сказал я. — От имени спутницы моей благодарю тебя, Мудрый. Я не стал более разговаривать с равви Израэлем, ибо вот — что было в материи, что могло бы скрыться от взора старого халдея? Дни и ночи молчала закутанная в покрывало спутница моя, пока вдали не засияли знакомые очертания гор эфиопских. В глубине горного храма Богини Иштар нашёл я тайное место пребывания Царицы Балкис, давно уже покинувшей трон и променявшей убор Царицы на покрывало старшей жрицы уединённого женского Святилища. Оставив спутницу мою во внешнем дворе храма, я один вошёл в покой прекрасной Балкис. Она сидела склонившись над грудой свитков старинного пергамента. Это была всё та же дивно, несказанно прекрасная женщина — только складки глубокого страдания и векового раздумия положили печать свою на высокое чело её. При первом взгляде на меня глубокий крик сорвался с её прекрасных уст: — Мудрый эллин! И вот я, Фалес Аргивянин, узрел гордую Царицу Савскую, Балкис прекрасную, дочь Арраима Четырежды Величайшего — лежащей во прахе у ног моих. Я не поднял её, ибо вот — на устах моих была речь и послание не мои, а Страдальца Божественного. Только высказав всё, я разрешил Балкис встать, и увидел лицо её обновлённым потоками сладостных слез и оживлённым Любовью Божественной. — У слабой Балкис нет слов для выражения благодарности тебе, посол Божественный, — сказала она. — : Да и нуждаешься ли ты в ней? Но где таинственная спутница твоя, которую я должна беречь, по словам Величайшего из Величайших? И вот когда я ввёл в покой Балкис Софию Священную, — Царица взметнулась при виде открытого лица её и в ужасе несказанном протянула вперёд руки. — Арра! Арра! — глухо проговорила она и вновь поверглась во прах перед прибывшей. И в первый раз я услышал голос Софии Божественной. И был этот голос как соединение биллионов других голосов, восставших из глубин Космоса, и подобен он был плачу систрумов всех храмов Богини‑Матери, и звучнее хоров ангельских: — 56 —
|