|
Еще минуту, и князь, не сводя с него глаз, склонившись над ним, спросил мерным голосом: - Ты спишь?.. - СПИТ! Все мы вздрогнули от хриплого, ПОСТОРОННЕГО шепота, которым было произнесено это слово. Долгорукий спросил уже громче, увереннее: - Если ОН спит, не скажешь ли ТЫ нам, чем он болен? Ответ тоже послышался громче, грубым, мужским голосом: - Не скажу. Зачем?.. Пропишу рецепт... После. Теперь СПАТЬ! Через час. И больной, только что не имевший ни сил, ни голоса, одним движением повернулся к стене и чуть ли не захрапел. - Теперь пойдемте, пусть отдохнет, СКОЛЬКО ВЕЛЕНО; а через час вернетесь, - обратился к нам князь. Он вынул часы и вышел, нисколько не остерегаясь стучать сапогами. Все последовый за ним. Когда ровно через час Долгорукий подошел к спавшему и, ни слова не говоря, устремил на него свой глубокий взгляд, он вдруг, как-то разом, будто машина, приподнялся и сел. - Пора? - вопросительно произнес князь. - Пора. Он отдохнул. - Отвечал тот же грубый чужой голос. И вдруг больной открыл веки и обвел всех мутными, холодными глазами... Что это был за страшный, неприятный взгляд!.. Я отвернулась чуть не с ужасом, встретившись с ним глазами. - Можешь продиктовать, чем надо лечить Кандалинцева? - спросил князь. - Пиши! - было резким ответом. Магнетизер вынул записную книжку и карандаш. Пациент сам себе продиктовал лечение и лекарство. Последнее он диктовал ПО ЛАТЫНИ; по-латыни же скороговоркой определил, какого рода расстройство в его организма. Когда Долгорукий и отец, подробно расспроси-то обо всем, все время говоря о нем в третьем лице, князь прибавил: - Хочешь встать? Нужен ЕМУ моцион?.. - Сегодня - нет. Следующий раз. Теперь дайте ему есть. И ему принесли есть. Принесли щей. Принесли бифштекс с огурцами. Принесли еще чего-то... И полные тарелки всего этого Николенька, этот болезненный мальчик, ничего почти не евший, кроме бульону и слабого чая, на наших глазах не ел, а просто пожирал с какою-то зверскою жадностью, в то же время исподлобья всех обводя злым, затуманенным взглядом, то и дело вскрикивая как-то дико или усмехаясь про себя. Он унимался только по взгляду и слову своего магнетизера. Мне было ужасно тяжело!.. Я раскаивалась, что пришла смотреть на это зрелище, и рада была, когда он наконец перестал есть и хрипло сказал: - Довольно!.. Пусть спит еще... Уйдите! И мы опять все вышли. Долгорукий сделал ещё несколько пассов над снова улегшимся больным и, выйдя из комнаты, объявил, что больше к нему в этот день не вернется, а приедет снова послезавтра и привезет лекарство. — 107 —
|