|
334 шались сопение и цоканье копыт. Обернувшись, мы увидели высоко над опушкой леса, на другой стороне Урала, галопом мчащегося коня раза в три превосходящего по размерам обычного. На нем сидел закованный в латы всадник-великан. На поясе его висел меч в ножнах, левой рукой он держался за повод, в правой было длинное копье, а лицо его прикрывало забрало. Все ребята побросали набранные за день ягоды и зелень и, крича от страха, побежали что есть сил по дороге. А всадник, казалось, направлял коня так, чтобы перекрыть нам выход из низины. Он скакал над землей, как бы парил в воздухе, но стук копыт громко сопящего и фыркающего коня звучал так, словно подковы били по каменной мостовой. Я, держа за руку братишку, бежал впереди всех. До подъема оставалось метров триста, не больше. Мы пробежали их на одном дыхании, по тропинке взлетели на гору, где располагались несколько скирд со льдом, заваленных толстым слоем соломы и камышовыми тюками. Как только мы оказались наверху, всадник исчез, не стало слышно стука копыт, сопения и фырканья коня. Сверху нам было видно, как остальные еще недобежавшие ребята, оглядывались на небо и ускоряли бег. Тех, кто еще был внизу, всадник продолжал преследовать. Но для каждого поднявшегося на гору он исчезал. Когда все оказались на возвышенности, возбужденные и перепуганные, солнце зашло, все звуки затихли, ничто не напоминало о страшном видении. Больше никогда оно не повторилось. Но мы часто вспоминали о небесном всаднике и его огромном коне. С годами увиденное мало-помалу стиралось в памяти. Потом мы повзрослели. И были войны... Много войн, и самая страшная - Отечественная, на которой погибли на полях брани многие из тех пацанов, что однажды на закате бежали от небесного 335 воина. Из оставшихся в живых в Оренбург практически никто не вернулся, определившись по дальнейшей службе в других регионах страны. Из — 280 —
|