|
Я ответил на все другие вопросы следователя, подписал протокол допроса и собрался уходить, но тут вспомнил о той записке. Игоря Арсеньевича это очень заинтересовало. Он попросил меня оставить ему записку для почерковедческой экспертизы, в добавление к другим, уже имеющимся. Естественно, я согласился, тем более что показывать её кому бы то и где бы то ни было не было никакой возможности… О результатах экспертизы я узнал из статьи «Чертовщина» («Неделя», 1991, № 12). Оказалось, что эксперт — опытный работник с большим стажем — дал весьма категорическое заключение: записки «выполнены не Солодковым Владиком, а кем-то другим». И версию о поджогах пришлось отбросить: «Экспертиза не подтвердила наличия в остатках сгоревших предметов каких-либо самовоспламеняющихся и горючих веществ». Статья подписана сотрудником МВД СССР В.Кабакиным. Экстрасенсы дураки, Витя умныйА потом я стал встречаться с полтергейстными записками всё чаще и чаще. Один из наиболее запомнившихся в этом отношении случаев — полтергейст в однокомнатной квартире на первом этаже дома, что недалеко от станции метро «Новогиреево» в Москве. В квартире жили двенадцатилетняя девочка и её мама. К тому времени, как мы с В.Н.Фоменко 8 января 1990 года впервые посетили квартиру, её обитатели также прошли огонь и воду. Как и в случае на улице Молдагуловой, здесь водная стадия полтергейстных проявлений предшествовала огневой. Потом стали двигаться и летать предметы домашнего обихода, появляться рисунки и надписи на стенах и стёклах окон квартиры. Затем пошли записки. Но самые первые странности начались значительно раньше. Мама девочки рассказала, что несколько лет назад был период, когда она с дочкой часто обнаруживала на ступеньках лестниц домов, куда они заходили по делам или в гости, стопки мелочи, а три раза нашли и бумажные деньги — сначала один рубль, потом пятирублёвую бумажку, затем десятку. Бумажные деньги они взяли, мелочь обходили стороной. С мая 1989 года в почтовом ящике стала появляться не принадлежащая им почта. Например, газеты, на которые они не подписывались, часто по 8 — 10 экземпляров одной и той же газеты. Однажды в почтовом ящике обнаружилось 38 экземпляров газеты «Труд». Было около десятка чужих писем, один перевод алиментной выплаты на 100 рублей, чужие открытки, дорогие «толстые» журналы, например «Москва». С осени поток не принадлежащей им корреспонденции стал возрастать. На почте лишь руками разводили. Мне удалось застать почтальона. В ответ на мои недоумённые вопросы и разъяснения он лишь сочувственно посмотрел на меня: «Такого в нашем отделении связи быть не может!» Потом в почтовом ящике стало гореть… — 94 —
|