|
?: Это не совсем ответ на этот вопрос, а лишь его ответвление. Мне пришло в голову, что в этой почве бытия, пропитанной этими определениями -- на этой стадии я даже не обращаюсь к тому, предикаты они или нет, -- мы можем испытывать и любовь, и сострадание, и разумность, но когда мы думаем о них, мы думаем о наших мыслях о том, что такое любовь, сострадание и pазумность, и мы ожидаем, что всепроникающие любовь, сотрадание и разумность будут выглядеть как мои персональные картинки того, что они такое. БОМ: Да. Это одна из проблем, я думаю, придания определений неограниченному. ?: Видите ли, если ваше предположение о том, что Бог есть разумность и любовь, как-то подразумевает, что Он, следовательно, и поступать будет соответственно, я думаю, что это ошибка. БОМ: Да. Но если это ничего не подразумевает, то это на самом деле ничего и не делает. (Смех.) Это волокита. Давать имена запутывает весь вопрос, как будто вы что-то подразумеваете, а оказывается, что вы не подразумеваете ничего. ?: И все же дружба ничего не подразумевает и раскрывает вещи. БОМ: Да. Хорошо. Но потом это что-то подразумевает -- что эти качества помогут раскрыть вещи. ?: Но если вы посмотрите на Бога в терминах любви -- являющегося чистой любовью или завершенной любовью, -- а мы меньше, чем чистая любовь, и меньше, чем завершенная любовь, -- то у нас могут появиться некоторые понятия о взаимоотношениях. И даже, может быть, о поведении. БОМ: Да. Я бы хотел, чтобы люди ответили на это, поскольку я не хочу, чтобы это оставалось между нами двоими. ?: А разве вам не надо этого сделать? Потому что вы не можете просто ничего не сказать о Боге. Иначе все, что вы говорите, это что Бог -- это «Я есть», а «Я есть» -- это Бог, и вы ничего не сказали. ?: Вы, кажется, всегда приписываете Богу качества личности, раздельно. Смысл того, что говорил Христос, -- в том, что Он -- всеобщность, все его проявления и бесконечное разнообразие явлений, о которых мы продолжаем говорить. Но пытаться пришпилить это -- неверный вопрос; это лишь принятие, и мы -- часть его. ?: Здесь парадокс или тавтология, я полагаю. Мы говорим, что Бог -- это любовь, и то, что мы имеем в виду под любовью, -- это то, что мы имеем в виду под Богом, поэтому на самом деле мы не говорим ничего. Представив себе это, нам затем хочется начать придавать предикаты этой идее о том, чем бы там ни была окончательная почва бытия, и в процессе утрачиваем это, и это, кажется, ведет нас к точке... ну, полагаясь или глядя на авторитет личного опыта как на единственный выход, который затем начинает уравнивать личный опыт со всем, что есть, и не может не повлечь за собой некую фрагментацию, поскольку он не кажется находящимся в царстве легко доступной мысли или чего-то еще, за что можно ухватиться. — 113 —
|