Дитя, слушая это, ужасалось прошедшей жизни и старалось не только сохранить, но и улучшить своим поведением настоящие порядки. Врачи и лечение Легкие больные и не заразные оставались на своей квартире. Не опасные – помещались в сельскую больницу. Был и врач. Это человек очень услужливый, склонный к уходу за больными, получивший маленькие медицинские сведения в сельской или уездной школе, – человек тоже выборный населением. Сначала, как и все обыватели села, он получил образование в низшей сельской школе, имел гигиенические и общие сведения. Но в силу любви к медицине и доброго нрава, помогал больным и потому был назначен в уездную школу, а потом, по окончании учения, избран врачом. При более серьёзном заболевании, больной отправлялся в уездную лечебницу. Если там были бессильны против болезни и находили нужным, то заболевшего отправляли в больницу при губернском посёлке и т. д. Обыкновенно выздоровление наступало дома, реже прибегали к сельской больнице, ещё реже – к уездной и т. д. Больного посещали с разрешения врача. Самые легкие операции делали в селе, более трудные – в уездном посёлке и т. д. Иные операции требовали не только очень искусных, редких врачей, но и очень сложных и хороших приспособлений, доступных только уездной больнице, или даже – губернской и выше. Смерть Умершего осматривали все желающие. Президент заведывал книгами, где записывались обстоятельства смерти: болезнь, лечение, годы и т. д. Фотографии и другие данные о каждой личности имелись в каждом селении. Хоронили, как и теперь, – но среди полей или садов. Могилы находились на значительном друг от друга расстоянии и вдали от домов. Трат на похороны не делали. Могилу рыли назначенные президентом ещё не отбывшие 8 часовую трудовую повинность. Провожали все желающие родственники и свободные от труда. Охотник иногда произносил на могиле речь, примерно, в таком роде: «Умирая, он в то же время родился, чтобы жить вечно в жизни более совершенной и более прекрасной, чем наша. Пройдут сотни тысяч лет, прежде чем наш друг воплотится. Если бы мы жили эти сотни тысяч лет, то долгонько нам пришлось бы дожидаться. Мы бы потеряли терпение: выбросили бы самую мысль об ожидании. Но для умершего те же длинные времена пройдут, как сон, как минута. Он в своем небытие их не заметит, и покажется ему, при воскресении, что он только проснулся. Умирал сейчас, но неожиданно, вместо смерти получил радость новой жизни – чудного возникновения, особого рождения. Впрочем, не будут тогда так прозаично родиться, как родимся мы, а скорее как цветы или плоды. — 27 —
|