|
Но с появлением исходной границы человек отказывается от смерти и, следовательно, отказывается жить без будущего. Иными словами, человек отказывается жить без времени. Он требует времени, создает время, живет во времени. Выживание становится его надеждой, время – самым драгоценным достоянием, а будущее – единственной целью. Таким образом время, конечный источник всех его проблем, становится воображаемым источником его спасения. Он с головой бросается во время,... пока его время не приходит, и он, как и в самом начале, не оказывается лицом к лицу с сутью своего обособленного "я" – со смертью. Завтра, завтра, завтра. А дни ползут, и вот уж в книге жизни Читаем мы последний слог и видим, Что все "вчера" лишь озаряли путь К могиле пыльной. Требуя будущего, мы живем каждый миг в ожидании и неосуществленности. Мы живем каждый миг в преходящем. Именно таким образом реальное nunc stans, вневременное настоящее, сводится к nunc fluens, мимолетному настоящему, преходящему настоящему, которое длится не более одной-двух секунд. Мы ожидаем, что каждое мгновение перейдет в будущее мгновение, притворяясь таким образом, что избегаем смерти, постоянно торопясь к воображаемому будущему. Мы хотим встретить себя в будущем. Мы не хотим этого "сейчас" – мы хотим следующего "сейчас", и следующего, и следующего, завтра, завтра, завтра. Таким образом, как это ни парадоксально, наше убогое настоящее мимолетно именно потому, что мы требуем, чтобы оно закончилось. Мы хотим, чтобы оно закончилось и тем самым могло перейти к следующему мгновению, будущему мгновению, которое в свою очередь явится лишь затем, чтобы уйти. Но это всего половина истории времени. Так как теперь человек отождествлен только со своим организмом, естественно присутствующие в этом организме следы воспоминаний обретают для него совершенно непомерное значение и становятся всепоглощающим предметом его забот. Человек цепляется за свои воспоминания, как если бы они были реальны, – в смысле, как если бы они сообщали о реальном прошлом реального я. Он становится одержим своим "прошлым", безусловно отождествляя себя с ним. Так как ему требуется реальное будущее перед собой, он хочет видеть такое же реальное прошлое за собой, – и создает его, делая вид, что память дает знание о действительных прошлых событиях, а не представляет собой наличное переживание, испытываемое в настоящий момент. Он цепляется за свою память как залог того, что раз он существовал вчера, то вероятно будет существовать и завтра. Таким образом, человек живет лишь в воспоминаниях и ожиданиях, ограничивая и очерчивая пределы своего настоящего горько-сладостной грустью по былым временам и щемящей надеждой на то, что будет. Он хочет, чтобы настоящий момент окружало что-то еще, что защищало бы его от смерти, и для этого обносит настоящее границами прошлого и будущего. — 66 —
|