|
Однажды коллега спросил меня, что бы я делал в следующем случае. В течение четырех недель он работал с молодым человеком, который на сеансах неуклонно молчал, но в остальном был весьма дружелюбен. Аналитик уже испробовал все возможное, угрожал прекратить анализ, и наконец, когда даже интерпретация сновидений не принесла результата, установил срок окончания анализа. Скудный материал сновидений не содержал ничего, кроме садистских убийств; аналитик говорил пациенту, что в его снах отчетливо видно, что в фантазиях он представляет себя убийцей. Но это ни к чему не привело. Коллега не был удовлетворен моим утверждением, что не следует проводить глубокую интерпретацию пациенту с острым сопротивлением, даже когда материал проявляется достаточно ясно. Он считал, что альтернативные действия уже исчерпаны. В ответ на мое предположение, что для начала стоит интерпретировать молчание пациента как сопротивление, он ответил, что это невозможно: для такой интерпретации нет подходящего материала. Но, не говоря о содержании сновидений, разве не является существенным материалом само поведение пациента: противоречие между его молчанием на сеансах анализа и дружелюбностью в остальное время? Разве не понятно из ситуации по меньшей мере одно - что молчание пациента, попросту говоря, выражает негативное отношение или защиту; что оно выражает, если исходить из его сновидений, садистские импульсы, которые он пытается скрыть за дружелюбным поведением? Почему аналитик готов пойти на риск и делать заключения о бессознательном процессе на основании снов пациента, - но боится делать заключения, исходя из поведения пациента, которое имеет отношение к значению аналитической ситуации? Разве поведение пациента предоставляет менее убедительный материал, чем сновидения? Я попытался убедить в этом коллегу, но он придерживался точки Психоаналитическая техника 59 зрения, что сопротивлением заниматься нельзя из-за <отсутствия материала>. Несомненно, интерпретировать кровожадные желания пациента было бы ошибкой; это могло привести только к тому, что эго пациента стало бы еще более испуганным и менее поддающимся анализу. На семинаре рассматривались подобные сложности. Очень часто поведение пациента как материал для интерпретации недооценивается; постоянно совершаются попытки устранить сопротивление с позиций ид, а не через анализ зашиты эго; и наконец появляется утверждение, служащее индульгенцией, - <пациент просто не хочет выздороветь, потому что он - слишком нарциссический>. — 57 —
|