|
________ 1 По крайней мере, для того, кто верит в нерушимую последовательность "творений", которую мы называем "днями и ночами" Брамы, или манвантарами и пралайями (растворениями). "Но эта идея абсурдна!" — можем мы услышать от тех, кто верит в антропоморфного и личного Бога. — "Из этих двоих, из человека и его тени, именно последняя есть ничто, оптическая иллюзия, а человек, ее отбрасывающий, есть разум, сколь бы пассивен он ни был в этом случае!" Совершенно верно, но это так лишь на нашем плане, где все является иллюзией, где все предстает смещенным, похожим на отражение в зеркале. Кроме того, поскольку царство единственной реальности искажается материей, нереальностью, и так как — с точки зрения абсолютной реальности — вселенная со всеми ее сознательными и разумными существами есть лишь жалкая фантасмагория, из этого следует, что именно эта тень Реальности и наделяется на плане последней разумом и атрибутами, тогда как абсолют — с нашей точки зрения — лишен всех обусловленных качеств в силу самого факта, что он — абсолют. Не нужно быть большим специалистом по восточной метафизике, чтобы понять это; и вовсе нет надобности быть выдающимся палеографом или палеологом, чтобы увидеть, что система Василида — это также и система веданты, сколь бы ни была она искажена автором "Философумен". Это с очевидностью доказывает нам фрагментарный очерк гностических систем, приведенный в этой работе. Только эзотерическая доктрина может объяснить все непостижимое и хаотическое в неправильно истолкованной системе Василида, в том виде, в каком она была передана нам отцами церкви — этими гонителями всяческих ересей. Pater innatus [Отец проявленный, лат.], или нерожденный Бог, Великий Архон (?????), два Демиурга, и даже триста шестьдесят пять небес — число, содержащееся в имени Абраксаса, их правителя, — все они заимствованы из индийских систем. Но все это отвергается в наш век пессимизма, где всякая вещь, и даже сама жизнь, улетучивается как дым, где абстрактное — а ничто более не вечно — не интересует никого, кроме очень редких эксцентриков, где человек умирает, так ни разу и не оказавшись лицом к лицу со своей душой, как бы уносимый прочь водоворотом земных и эгоистических деяний. Однако, кроме метафизики, всякий, кто вступает в Теософское общество, может найти там науку и занятие по своему вкусу. Астроном может сделать больше научных открытий, изучая аллегории и символы в древних санскритских книгах, относящиеся к каждой звезде,1 чем он смог бы сделать с помощью одних лишь Академий. Обладающий достаточной интуицией врач мог бы больше узнать из работ Чараки,2 переведенных на арабский в VIII веке, или из пыльных манускриптов Адьярской библиотеки, сочинений, так же неправильно трактуемых, как и все остальное, чем из книг по современной физиологии. Теософ, склонный к медицине, или искусству исцеления, много потеряет, если не обратится к легендам и символам, связанным с Асклепием, или Эскулапом. Ибо, подобно древнему Гиппократу, советующемуся со стелой в ротонде Эпидавра (прозванного Фолосом) в Косе,3 он найдет там рецепты лекарств, неизвестные современной фармакопее.4 И тогда, вместо того, чтобы убивать, он сможет исцелять. — 57 —
|