|
М. Письмо № 42 (ML-43)[М. – Синнетту]Получено в Аллахабаде в феврале 1882 г.Прежде чем мы обменяемся еще одной строкой, мы должны прийти к соглашению, мой импульсивный друг. Вы сначала должны мне крепко обещать никогда не судить ни о ком из нас – о нашем местонахождении или о чем-нибудь другом, имеющем отношение к «мифическим Братьям», высокого ли они роста или нет, толстые или тонкие, – не судить, основываясь на своем житейском опыте, – или вы никогда не приблизитесь к истине[163]. До настоящего времени, поступая таким образом, вы только нарушали торжественную тишину моей вечерней трапезы несколько вечеров подряд и заставили мой змеевидный почерк, в связи с вашими писаниями и размышлениями над ними, преследовать меня даже во сне, ибо как бы по симпатической связи я чувствовал, что кто-то по ту сторону холмов дергает его за хвост. Почему вы так нетерпеливы? Впереди у вас целая жизнь, чтобы переписываться с нами; хотя пока темные тучи Дэва-Локи • – «Эклектика» • – опускаются на горизонте Основного[164], переписка будет судорожной и ненадежной. Она даже может оборваться вследствие напряжения, сообщенного ей нашим чересчур интеллектуальным другом. Ои-Хаи, Рам Рам![165] Подумать только, наша мягкая критика брошюры, критика, о которой вы сообщили Хьюму-сахибу, могла привести последнего к тому, что он убил нас одним ударом! Уничтожил, не давая нам времени пригласить священника или даже просто покаяться! Очнуться живым и все же так жестоко лишенным своего существования, право, печально, хотя и не совсем неожиданно. Но все это – наша собственная вина. Если бы мы вместо этого благоразумно послали хвалебный гимн в его адрес, мы бы теперь были живы и преуспели в здоровье и силе – если не в мудрости – на долгие годы, найдя в нем своего ведического Вьясу •, чтобы воспевать оккультную отвагу Кришны и Арджуны на опустошенных берегах Цзам-Па. Теперь, хотя мы мертвы и высушены, я все же могу использовать несколько минут своего времени, чтобы написать вам, в качестве бхута •, на самом лучшем английском языке, который я нахожу праздно лежащим в мозгу моего друга[166], где я также нахожу в клетках памяти фосфоресцирующую мысль о коротком письме, которое нужно послать редактору «Пионера», чтобы успокоить его английское нетерпение. Друг моего друга К.Х. не забыл вас; К.Х. не намеревается порывать с вами, если только Хьюм-сахиб не испортит положение до того, что уже ничего нельзя будет исправить. И с чего бы он стал это делать? Вы сделали все, что могли, и это как раз столько, сколько мы когда-либо намеревались от кого-либо требовать. А теперь поговорим. — 140 —
|