Спрашивающий. В таком случае, следует ли нам рассматривать Теософию как откровение? Теософ. Ни в коем случае — даже в смысле нового и непосредственного раскрытия со стороны неких высоких, сверхъестественных или, по крайней мере, сверхчеловеческих существ; но только в смысле "снятия покровов" со старых, очень старых истин для умов, ранее не знакомых с ними, не знающих даже о существовании этих древних знаний*. _______ * Стало модным, особенно в последнее время, считать, что в мистериях великих и цивилизованных народов, как египтяне, греки и римляне, не было ничего, кроме обмана и плутовства со стороны жрецов и священников. Даже розенкрейцеры считаются не более, чем на половину фантазёрами, наполовину мошенниками. О них писали многочисленные книги; и новички, которые едва ли слышали эти имена много лет назад, выступали как глубокие критики и знатоки в вопросах алхимии, философии огня и вообще мистицизма. И, всё-таки, известны многие и многие Иерофанты Египта, Индии, Халдеи и Аравии, которые вместе с величайшими философами и мудрецами Греции и Запада включали по именем Мудрости и Божественной Науки всё знание, так как они считали основу и источник любого искусства и науки божественными по своей сути. Платон считал Мистерии священными, и Климент Александрийский, который сам был посвящён в Элевсинские Мистерии, объявил, "что учения, содержащиеся в них, являются венцом человеческого познания". Как вы думаете, были ли Платон и Климент двумя мошенниками или двумя глупцами, или и тем, и другим? ___ Спрашивающий. Вы говорили о "гонениях". Если истина так представлена Теософией, почему ее встречают с таким сопротивлением, а не со всеобщим признанием? Теософ. По многим и различным причинам, одной из которых является неприязнь людей к "нововведениям", как они это называют. Эгоизм, в сущности, консервативен и не терпит, когда его беспокоят. Он предпочитает уживчивую, нетребовательную ложь величайшей истине, если последняя требует пожертвовать хоть толикой комфорта. Сила умственной инерции очень велика, если только что-либо не сулит сиюминутной выгоды и награды. Наш век является выдающимся по своей бездуховности и приверженности к фактам. Тем более непонятным кажется учение Теософии; высокая сложность его доктрин, некоторые из которых наотрез противоречат многим человеческим предрассудкам, взлелеянным сектантами, которые въелись в самую сердцевину популярных верований. Если мы прибавим к этому личные усилия и высокую чистоту жизни тех, кто становится учениками внутреннего круга, а также очень ограниченное число тех, кто готов следовать правилам, ущемляющим их эгоизм, станет понятно, почему Теософия обречена на такое медленное продвижение. Ее философия по плечу лишь тем, кто страдает от неправды жизни и потерял всякую надежду иным способом выбраться из ее трясины. — 21 —
|