|
До тех пор, пока феномены возникали только случайно, она всегда чувствовала себя достаточно могущественной, чтобы подавить последствия. Суеверие и вера в Дьявола были так же сильны, как всегда, и наука еще не осмеливалась публично помериться силами с религией, базирующейся на сверхъестественном. А враг тем временем медленно, но верно набирал силу. И вдруг она прорвалась с неожиданным неистовством. “Чудеса” стали проявляться при полном дневном свете и перешли из мистического отшельничества в область закона природы, где нечестивые руки науки были готовы сорвать с них маску священства. Все же на какое-то время церковь удержала свои позиции и с мощной помощью суеверного страха преградила продвижение вторгающейся силы. Но когда подряд стали появляться месмеристы и сомнамбулы, воспроизводящие физические и ментальные феномены экстаза, которые до этого считались особым даром святых; когда страсть столоверчения во Франции и в других местах достигла своего кульминационного пункта ярости; когда психография — считавшаяся духовной — из простого любопытства развилась и превратилась в предмет неослабного интереса и, в конечном счете, влилась в религиозный мистицизм; когда эхо, вызванное первыми стуками Рочестера, пересекая океаны, стало отдаваться почти во всех уголках мира, — тогда, и только тогда Латинская церковь полностью очнулась и почувствовала опасность. Сообщалось, что одно чудо за другим совершалось в кружках спиритуалистов и в лекционных залах месмеристов; больные исцелялись, слепые прозревали, хромые начинали ходить, глухие — слышать. Дж. Р. Ньютон в Америке и Дю Потэ во Франции исцеляли множества без малейших претензий на божественное вмешательство. Великое открытие Месмера, которое открывает серьезному исследователю механизм природы, покоряло, как бы магической силой, органические и неорганические тела. Но это еще не было самое худшее. Более ужасная беда для церкви произошла вследствие вызывания из верхнего и нижнего миров множеств “духов”, личное поведение и беседы которых разоблачали, как ложные наиболее хранимые и выгодные для церкви догмы. Эти “Духи” утверждали, что они являются подлинными развоплощенными сущностями отцов, матерей, сыновей и дочерей, друзей и знакомых лиц, наблюдающих эти вещие феномены. Казалось, что Дьявол не имеет объективного существования, и это нанесло удар по самому основанию, на котором покоился трон Св. Петра.[20] Ни один дух, за исключением издевающихся манекенов Планшета, не признавался даже в отдаленнейшем родстве с его Сатанинским величеством и не отводил ему под управление ни вершка территории. Духовенство чувствовало, что его престиж падает с каждым днем, так как оно видело, как люди нетерпеливо стряхивали с себя при ярком дневном свете истины темные завесы, которые столько веков закрывали им глаза. Затем, наконец, удача, которая до того была на их стороне в течение долгой войны между богословием и наукой, переметнулась к противнику. Помощь последней в изучении оккультной стороны природы была в самом деле драгоценна и своевременна, и наука невольно расширила когда-то узкую тропу феноменов в широкую дорогу. Если бы этот конфликт не дошел до кульминации в мгновение ока, — мы могли бы увидеть воспроизведенные в миниатюре позорные сцены эпизодов Салемского ведьмовства и монахинь Лоудуна. Но вышло, что духовенство заставили замолчать. — 23 —
|