|
Мир похож на море: он часто меняет свой облик, хотя в основе своей остается прежним. Однако фальшивый нос цивилизации и фанатизма вряд ли способен его украсить, напротив, с каждым Новым годом он становится все более отвратительным и все более опасным. Мы размышляем и сравниваем, но в глазах философа сравнение с древностью отнюдь не делает чести современному новогоднему дню. Те миллионы, что хранятся в сейфах и в подвалах государственных банков, не делают счастливее ни богатого, ни бедного. Десять бронзовых монет с изображением Януса, данные в подарок, ценились в те дни дороже, чем ценятся сейчас десять золотых монет с изображением республики или королевы, а корзины с позолоченным черносливом ценою в несколько центов не так способствовали расстройству желудка, как коробки с конфетами, коими торгуют под Новый год сейчас. В одном только Париже этих конфет продают на полмиллиона франков. Пять сотен тысяч франков в конфетах и такое же число мужчин и женщин, умирающих от голода и лишений! Давайте мысленно вернемся на пятнадцать столетий назад и попытаемся сравнить новогодний обед в 355-360 годах с современным обедом 1890 года. Давайте разыщем все того же старого, доброго Юлиана в его дворце в Термах, известном ныне как «Отель де Клюни» (конечно, не сам дворец, а только то, что от него осталось). Вот он, главный генерал, за обедом, в окружении своих солдат, которых он любит как никто другой в этом мире, отрекшемся от его богов, и которые видят в нем своего идола! Сегодня первое января, и они празднуют день Януса. А через два дня, третьего января, они будут воздавать аналогичные почести Изиде — покровительнице доброго города Lutetia Parisiorum. С тех пор непорочная мать древнего Египта была перекрещена в Женевьеву; и эта Святая и Мученица (жертва Тифона?) так и осталась покровительницей доброго города Парижа, являя собою пример фальшивого носа — одного из многих, состряпанных Римом для христианского мира. Мы не видим на императорском столе ни ножей, ни вилок, ни серебра, ни Севрского фарфора, ни даже салфеток, но зато мясо и другие продукты, которые гости поглощают с таким аппетитом, не нуждаются в том, чтобы химики из системы здравоохранения проверяли их под микроскопом. В их хлебе и вине нет никаких искусственных или ядовитых ингредиентов. Мышьяк не добавляет их овощам фальшивый нос мнимой свежести, в уголках их консервных банок не прячется ржавчина, и к красному перцу в то время не подмешивали истолченный в ступке красный кирпич. Их сахар (или то, что его заменяло в древности) не извлекали из колесной мази их боевых колесниц, а выпивая свои ликеры и коньяки, они не глотали пойло, настоянное на старых ботинках полисмена, извлеченных из корзинки старьевщика. Они не жевали с небрежной улыбкой сгущенную массу из жира покойников (как животных, так и людей) и использованных тряпок, свезенных со всех парижских больниц, выдаваемую за суррогат масла. Ибо все это продукты современной культуры, дары цивилизации и научного прогресса, тогда как Галлия во времена Юлиана была всего лишь дикой, варварской страной. И все-таки то, что они ели в Новый год, могло бы быть съедено без опаски и даже с пользой (для всех, кроме докторов) за обедом в первый день 1890 года. — 182 —
|