|
Об этом знали все древние народы. Но хотя у каждого народа были свои мистерии и свои иерофанты, далеко не все их представители имели доступ к великим метафизическим доктринам: эти истины открывались во время посвящений лишь немногим, в то время как массы допускались к ним с величайшей осторожностью и держались на почтительном расстоянии от подлинных фактов. "Из Божественного Всего произошел Амун, Божественная Мудрость... не давай ее недостойным", – гласит книга Гермеса. Павел, этот "мудрый строитель"[44] (I Кор., 3, 10), эхом вторит словам Тота-Гермеса, когда говорит коринфянам: "Мудрость же мы проповедуем между совершенными [посвященными]... премудрость Божию, тайную, сокровенную" (I Кор., 2, 6–7). Да, древних по сей день обвиняют в богохульстве и фетишизме из-за их "культа героев". Но задумывались ли когда-нибудь современные историки о причинах возникновения этого "культа"? Уверены, что нет. В противном случае они первыми догадались бы, что предметом поклонения, то есть тем, чему воздавались почести, в данном случае был не человек из плоти и крови и не какая-либо личность – конкретный герой или святой, каковых немало в римской церкви, канонизирующей скорее тело, нежели душу, но прикованный божественный дух, изгнанный "бог", заточенный в наших персоналиях. Кому в непосвященном мире известно, что даже большинство должностных лиц (афинских архонов, неправильно именуемых в переводе Библии "властями"), чьею официальной обязанностью была подготовка города к проведению торжественных процессий, не знало о подлинном значении так называемого "поклонения"? Поистине Павел был абсолютно прав, когда говорил: "Мудрость же мы проповедуем... но мудрость не века сего... которой никто из архонов [непосвященного] века сего не познал" [I Кор., II, 6, 8], но сокровенную мудрость мистерий. Ибо, как явствует из того же апостольского Послания, язык Посвященных и их тайны не знает ни один мирянин (profane), ни даже "архон", или правитель, остающийся вне храма (pro fanes) священных Мистерий, никто, "кроме духа человеческого [Эго], живущего в нем" (I Кор., II, 11). Если бы главы II и III "Первого послания к Коринфянам" были переведены в соответствии со своим изначальным духом, а не только мертвой буквой (которая, кстати говоря, сейчас тоже искажена), перед человечеством открылись бы удивительнейшие откровения. Помимо прочих необыкновенных вещей, оно могло бы получить ключ ко многим доселе необъясненным ритуалам древнего язычества, одним из которых является все тот же загадочный культ героев. А еще мир убедился бы в том, что только оккультная философия способна объяснить нам, почему улицы древнего города, почитавшего одного из таких персонажей, устилались розами, по которым должен был пройти герой дня; почему каждого из его граждан призывали кланяться в знак уважения тому, в чью честь устраивались торжества; и почему жрецы и поэты состязались между собою в стремлении увековечить в памяти людей имя героя после его смерти. — 56 —
|