Феномен человека

Моцарт писал свой "Реквием", упоминавшийся выше, в твердой уверенности, что этот шедевр его гения сочинялся для него самого и что в первый раз он будет исполнен только после его смерти. Когда его смерть приблизилась, он попросил партитуру и, обращаясь к находившимся рядом, спросил: "Разве я не истинно вам говорил, что для себя самого сочинял я эту песнь смерти!" Последняя была заказана ему, как хорошо известно, в странном видении или сне, и Уикли считает, что Джон Хантер разрешил тайну подобных предчувствий одним предложением, "если это можно назвать тайной", добавляет он скептически. "Иногда мы, – говорит великий физиолог, – чувствуем внутри себя, что не будем жить долее, ибо жизненные силы ослабевают и нервы доносят эту информацию до мозга".

К этому Уикли добавляет также, что некоторые обстоятельства, когда здоровье ослабевает, часто воспринимаются как предзнаменования. Он говорит: "Заказ на "Реквием" в случае Моцарта, сны в случае Флетчера повернули течение их мыслей ко гробу". Но далее ученый скептик противоречит собственной теории, сообщая случай с Уолси, чем-то напоминающий нам тот, что произошел в Варшаве. Возможность близкого конца, разумеется, может повернуть поток мыслей к внутренней уверенности в смерти; когда, однако, эта уверенность позволяет нам предвидеть и указать точный до минуты час нашей смерти, то должно быть нечто помимо "естественного течения мыслей", помогающее так безошибочно направить нашу интуицию. По словам самого Уикли, "случай с Уолси был единичным". Утром накануне своей смерти он спросил у Кавендиша, который час, и получил ответ: "Девятый". – "Восемь! – сказал Уолси. – Этого не может быть, восемь часов, нет, нет, не может быть восемь часов, потому что около восьми часов вы потеряете своего учителя". День он вычислил неверно, но час – правильно. На следующее утро, когда часы били восемь, его беспокойный дух ушел из жизни.

Отрицая теорию Кавендиша, будто Уолси получил откровение, Уикли подозревает "по тому, как факт завладел его умом, что он (Уолси) полагался на астрологическое предсказание, которое для него было равносильно откровению".

Астрология, несмотря на презрение XIX столетия, не всегда бывает пустым обманом. Астрономия и астрология – сестры-близнецы, в древности одинаково почитавшиеся и изучавшиеся. И только совсем недавно догматическое высокомерие западных астрономов низвело старшую сестру до положения Золушки в хозяйстве Науки: современная астрономия пользуется плодами древней астрологии, сбрасывая ее со счетов. "Созерцание небесного заставляет человека и говорить, и мыслить более утонченно и возвышенно", – говорил Цицерон. Запад еще вернется к астрологии и тем самым докажет интуицию Востока, где она культивировалась.