|
другу {25}), - как раз и есть то, к чему следует стремиться. Ишервуд наслаждался богослужением на Айвар-авеню, точно так же, как его родственная душа, друг-гомосексуалист писатель Форстер наслаждался им в Индии за двадцать лет до того. Прабхавананда царствовал в этом мирке как благожелательный, иногда деспотичный, а чаще рассеянный правитель. Он был маленьким, веселым, дружелюбным, эмоциональным человеком, с едва уловимыми монгольскими чертами, заядлый курильщик и страстный индийский националист. Говорил он тихо и подчеркнуто вежливо, но временами на него нападали приступы раздражения. Он часто бранил обитателей Центра по-гурджиевски без всяких причин, как его учитель Брахмананда в свое время бранил его, и оказывал поблажки любимчикам, особенно Ишервуду, обществом которого он наслаждался и слава которого ему льстила. Не будучи отшельником, Свами тем не менее держался в стороне от Голливуда, где постоянно был спрос на всевозможных традиционных и театральных гуру. Люди удивлялись его способности жить целомудренно в мире, печально известном своей развращенностью. Даже Оден, который неодобрительно относился ко "всем этим языческим мумбо-юмбо" {26}, подозревал, что Свами, очевидно, святой. Ишервуд соглашался с ним. В этом мнении его поддерживало именно то мирское, что недолюбливал Херд. Когда одного их общего знакомого задержали в мужской уборной за приставания к посетителям, Свами сказал только: "О Боже, жаль, что его поймали. Почему он не пошел в какой-нибудь бар?" И хотя он мягко убеждал Ишервуда вступить в общину и даже стать монахом, он не только допускал, но даже одобрял его работу, в кинематографе. Ишервуд писал тогда сценарии для киностудий, как и на протяжении всей дальнейшей жизни. Вскоре после прибытия в Калифорнию он встретил друзей, эмигрировавших из Германии, спасаясь от Гитлера. Салка и Бертольд Фиртель нашли работу в Голливуде, и вскоре они представили своего старого друга — 374 —
|