Природа в неоплатонизме амбивалентна. «Хорошая» часть природы смотрит на homo нижней частью мировой души, и это лучшее, на что может рассчитывать человек, порождаемый её «сперматическими логосами». «Плохая» часть природы порождена материей. Рассуждая о материальном, Плотин имеет в виду материал, проявляемый через геометрические формы из пространства. Как и Единое, материал, то есть геометрия, существует вечно. Таким образом, понятие материи противоречиво: она создается Единым, она противостоит Ему. Эта материя – результат угасания Света и то место, где Он исчезает, то есть она – смерть духа. Тем самым материя – уже нечто, а не ничто. Зло её в том, что она противостоит Единому, познаваема, хотя бы и посредством ложных или искусственных силлогизмов. Жизнь в экстазе – это исступление, свойственное душе, пребывающей вне тела. Тогда Единое доступно homo sensus, но не homo cogito, в чем видна антиномия мистики, якобы отвернувшейся от мира чувств, но пользующейся ими в «неосознаваемой» мере. Ввиду многих противоречий философия мистика Плотина воспринимается критически многими рационалистами. Э. Целлер считает неоплатонизм эрзацем, совершающим обряд самоубийства, а не философией. В неоплатонизме потребность в откровении – вместо независимого исследования – дискредитирует идеи неопифагореизма и… Филона [10]. А.В. Ситников утверждает, что ошибочно полагать, будто эманации Плотина – «автоматический и необходимый процесс в том смысле, что он исключает свободу и спонтанность, или же подобно акту творения контролируется сознанием. Единое не действует осознанно, не желает, не планирует, не выбирает, не намеревается, не испытывает никакой заботы о том, что оно создает, ибо оно выше всего этого… Плотин предпочитает сравнивать божественную деятельность с чем-то спонтанным и непредусмотренным, необдумываемым, с тем что происходит в природе… Они [действия] абсолютно спонтанны… Единое не связано с необходимостью; наоборот, оно устраняет необходимость… Единое рождает мир и не испытывает никаких хотений, чувств, желаний по отношению к появившемуся миру» [11]. Здесь нужно отметить два момента. С одной стороны, в этом выявляется известное стремление современных авторов задним числом искать в древних учениях истоки тупиковых ситуаций в науке нового времени и «предсказывать» необходимость перемен в метафизическом мышлении ученых. С другой стороны, спонтанность и рационализм в их синтезе, служа базой для оправдания идеи самоорганизации материи из первоначального хаоса, подразумевают элемент мистики, божественного и, в конечном итоге, экстаза труженика науки, благодаря которому и «самоструктурируется» окружающий мир. Скрытый агностицизм и конструктивистское кантианство в этом есть, как есть они, следовательно, и в квантовой механике. — 8 —
|