Труд писателя

Собирание материала представляет определенные трудности там, где оно совершается через живых лиц . На это обстоятельство неоднократно обращали внимание советские писатели, указывавшие, в частности, на трудности во время беседы. «Когда слушаешь, всегда учитываешь, что рассказывающий о своей жизни неизбежно все освещает со своей особой точки зрения». Серафимович выходил из этого затруднения при помощи перекрестного допроса: «послушаю, что один расскажет, а потом переспрошу о том же другого».

В том, чтобы «опрос свидетелей» принес писателю пользу, многое зависит от его собственного искусства беседы с очевидцами . В статье «Перед первой страницей» Симонов остроумно критикует писателей, стремящихся «сразу же придать беседе большую «начальную скорость». Лишь в процессе неторопливой и задушевной беседы «начинают выясняться важнейшие, необходимейшие подробности». Очевидца надо заинтересовать, коснуться его личных субъективных переживаний, и тогда начинает «разматываться вся цепь живых воспоминаний», и «вдруг открываются в его жизни, в характере, в деятельности такие интересные черты, о которых, казалось, и подозревать нельзя было».

Симонов свободен здесь от того скептицизма, которым отличался Лавренев. Он убежден, что беседа представляет собою ценный путь собирания материала, если только писатель не торопится и действует основательно. «Раз уже вы решили о чем-либо расспросить человека, вас должно заинтересовать решительно все. Ведь человек не живет, строго придерживаясь именно той канвы поведения, которая могла у вас придуматься для него заранее. Не живет он, конечно, и по той канве сюжета, которая сложится у вас потом в произведении. Разумеется, вам не понадобятся все подробности, которые вы сумеете извлечь из беседы. Но зато у вас будет возможность из большого количества живых, настоящих деталей выбрать самое необходимое для того, чтобы осуществить свой литературный замысел. Человек живет разнообразно. И только ощущение этого действительного разнообразия дает книге настоящую жизнь».

Записная книжка

Как закрепляется писателем собранный материал, где хранит он накопленные им элементы будущего произведения? Подобной писательской кладовой могла бы стать память. «К сожалению, — признавался Б. Горбатов, — я редко записываю что-либо в записную книжку, но все увиденное, услышанное, узнанное прочно откладывается в памяти, словно в «закрома». И чем эти душевные закрома полнее, тем потом легче писать».

Именно так писал Пушкин, который годами сохранял благодаря своей колоссальной памяти замыслы, образы и описания. Так же, по-видимому, творил и Островский, у которого, по свидетельству его брата, П. Н. Островского, «не было никакой записной книжки, никаких заметок. Сюжет, сценарий, действующие лица, их язык, все сидело полностью внутри до самого написания пьесы». Однако и Пушкин и Островский, не полагаясь всецело на память, считали нужным время от времени прибегать к помощи сжатых записей. От Пушкина сохранилось немало программ, конспектов и пр.; дневники Островского содержат реалии, затем использованные в его пьесах. В дневнике волжской поездки 1856 года, например, Островский сообщает о встреченном им в Торжке исправнике, отрекомендовавшемся «человеком с большими усами и малыми способностями». Двумя десятилетиями позднее эта фраза вошла в саморекомендацию Паратова в драме «Бесприданница».