|
Для многих, причем весьма практически распространенных парных сочетаний простых словесных действий, едва ли можно подобрать даже такие приблизительные наименования. Как назвать, например, сочетание действий удивлять и предупреждать, объяснять и просить? Тут и выясняется, что список из одиннадцати глаголов, хотя и кажется бедным в сравнении с бесчисленным множеством глаголов, существующих в русском языке, в действительности вмещает в себя даже и те реально существующие способы воздействия словом, для которых нет названий ни на каком языке. Так, нет названий для всех возможных и существующих цветовых оттенков, оттенков света и тени; нет названий и для нюансов тембра, ритма, пропорций. Ведь слово всегда обобщает. Далее – в сложном словесном действии то или иное простое может участвовать в разной степени. Так, приказ с ярко выраженным предупреждением есть угроза; но приказ может содержать в себе и легкий, едва уловимый оттенок предупреждения. Подобным же образом предупреждение может иметь оттенок приказа. Приказ и предупреждение могут, следовательно, постепенно переходить друг в друга и постепенно превращаться в угрозу, а угроза может содержать в себе оттенки укора, объяснения и т.д. Укор в соединении с объяснением дают сложное словесное действие увещать, а увещать можно с оттенком просьбы, предупреждения, узнавания и т.д. Те или иные оттенки, может быть почти неуловимые, практически всегда присутствуют даже в таком словесном действии, которое производит впечатление «чистого», «простого». Они-то и делают каждый конкретный случай словесного действия своеобразным и неповторимым, даже если рассматривать этот случай со стороны примененного способа, то есть отвлекаясь от содержания и смысла тех слов, какими в данном случае совершено действие. Бесконечное множество способов словесного действия, подсознательно примененных к бесконечному богатству «материи языка», которая, в свою очередь, отражает бесконечное многообразие действительности (реальной, предполагаемой, воображаемой) и создает в единстве, в итоге и в сумме картину чрезвычайно сложной живой звучащей человеческой речи. Какой же смысл имеет в таком случае определение одиннадцати «простых словесных действий»? Вряд ли смысл и основание настаивать и на списке глаголов и на их числе. Да и дело не в них. Из бесконечного множества практически возможных способов действия словом, вероятно, можно взять за основу, в качестве слагаемых, другие и назвать из можно другими общеупотребительными глаголами, превратив для этого последние в специальные термины. Это естественно вытекает из того, что сами психические процессы, как об этом уже было сказано, практически не могут быть совершенно точно разграничены. — 121 —
|