Мастер Го

— Соревнование. Что за соревнование? — резко возразил я. — А меня спросили, хочу ли я соревноваться? Ничего себе! Оказывается, что я уже вовлечён в него. Вовлечён помимо своей воли? Вовлечён одним фактом появления на свет!

— А разве ты не соревнуешься с кем попало с самого своего детства? — спросил Учитель удивлённо.

Я открыл было рот, чтобы сразу же заспорить с ним, но вдруг некое воспоминание накатило на меня. В детстве я был физически слабым, но гордым ребёнком. Чувство собственного превосходства питалось простым и наивным желанием быть лучше других. Точнее, жить лучше других, получая самое вкусное, свежее и красивое. Наверное, каждому ребёнку свойственно такое чувство. Однако реализовать на практике идею подчинения окружающих своим целям было трудно из-за моего хрупкого телосложения. Заниматься спортом я не хотел категорически, и потому мой внутренний конфликт между желаемым и грубой реальностью лишь разрастался. Но по настоящему я осознал разрыв между миром мечтой и тем, что меня окружало, только в пионерском лагере.

В большом зелёном сарае кинотеатре для нас показывали удивительные фильмы. Я до сих пор помню многие из них. Они потрясали моё детское воображение. Это была мировая классика. Например, «Враг мой, друг мой». Я с ужасом и интересом смотрел этот фильм, не вмещая в свое сознание того, что видел. Или странные венгерские детские фильмы, сюжеты которых были довольно резкими: с убийствами или взаимным детским насилием. Сцена удушения главного героя с помощью противогаза бандой «злых» мальчиков, показанная в одном из таких фильмов, до сих пор стоит у меня перед глазами. Тогда, сидя в кинотеатре в окружении своих товарищей, я как будто сам задыхался с привязанными к стулу руками, пытаясь вырваться из безнадёжной ситуации.

В палатах было не слабее, чем в венгерских фильмах. В принципе воспитателей можно было понять. Тех детей, кто бесился в палатах, было трудно выявить, и у вожатых могло сложиться озлобление против всех своих подопечных. Я помню, как воспитатели, решив, что виновником очередных беспорядков являюсь я, привели меня в одну из своих комнат и заставили приседать. Я приседал и обязан был считать вслух свои приседания. Я не знал раньше, что человек может столько раз «присесть». Стоя между двух узких коек я отсчитывал сотню, потом ещё сотню, потом ещё. Между койками было очень узко. Это сейчас я понимаю, что трюк был отработан в совершенстве. Он состоял в том, что если я упаду от потери равновесия или в обморок, то просто завалюсь на койку, и воспитатели в этом случае ничем не рискуют. Результат этой пытки я понял только на следующий день. Когда не смог ходить. Я не мог ни ходить, ни бегать, по крайней мере, два дня. Я не мог ходить даже в столовую. Это был сильный, но незнакомый мне эффект. Ноги как бы стали не мои. Мышцы при малейшем напряжении начинали трястись мелкой дрожью, и это было всё, на что они были способны.