|
— Понимаю. Вам это необходимо для укрепления вашего режиссерского авторитета. — Да, мне это необходимо для укрепления моего режиссерского авторитета. — Хорошо, Пусть присылают машину. Только пораньше, Я поеду с моим Мальчиком, моей несчастной собачкой. Иначе он будет выть от одиночества. Он будет со мной в театре, успокоится. Потом его увезут обратно, а мы будем репетировать. Вся эта процедура показалась мне очень сложной, однако я опять промолчал. «Не приедет»,— говорили мне знатоки характера Раневской. Накануне первой репетиции Ф, Г, позвонила мне. — Извините, я нездорова. Был врач и категорически запретил мне выходить. Я очень сожалею, что так подвела вас, но репетицию придется перенести. — Фаина Георгиевна, я в отчаянии. Разумеется, раз вы больны, то думать нечего выходить. Но мне уже даже не оповестить актеров об отмене. Так что мы соберемся. Начнем, А когда вы сможете, мы встретимся все вместе, — А вам меня будет очень не хватать? — Очень. — Я п-п-п-понимаю вас. Но врач... Мы простились. Я позвонил в театр и отменил машину. Но что-то в ее тоне заставляло меня надеяться на неожиданности. «Ну вот вы и получили, что хотели. Не пришла. И не придет», — снова говорили знатоки характера Раневской. Ф. Г. приехала раньше всех. Театр ходил ходуном. Актеры нервничали и перешептывались. Администрация передвигалась ускоренным шагом. Буфетчице! выставляла на прилавок лучшие запасы. Раневская была в светлом костюме, парижской шляпке и кружевных перчатках. Она была по-светски изящна и подчеркнуто вежлива. — Что это? — Кофе, Фаина Георгиевна. — Почему оно здесь? Или надо сказать: он, кофе, здесь? Почему он здесь? — Это для вас. — Нет-нет. Я не примадонна. Здесь репетиция, и не должно быть ничего отвлекающего. Спасибо большое, но... впрочем, ужасно хочется пить... спасибо, очень благородный поступок... — Товарищ режиссер, позвольте мне сказать несколько слов моим товарищам. — Прошу вас. — Я хочу объяснить, что я не снимаю шляпу не для того, чтобы выделиться, просто я нездорова и боюсь, что мне надует из окна. Товарищи, вас не шокирует, что я в шляпе? А вас — нет? Все хохочут. Раневская тоже. — Здравствуйте, Фаина Георгиевна. — Добрый день. Я поражена, молодой человек, что все встали, здороваясь с дамой. Теперь это большая редкость. Очень благородный поступок. Простите, а кто вы? Я хочу вас запомнить. — Это я, Анатолий Иванович Баранцев, — Толя! Боже мой. Я вас не узнала? Почему я вас не узнала? — Наверное, потому, что я стою против света. — Ну конечно, иначе бы я вас узнала. Я рада вас видеть. Никогда не стойте против света. Стоять против света — все равно что писать против ветра. — 181 —
|