Далее предметы для гордости становятся более земными и простыми: «с достоинством», «знаком с Чичериным», «дворцовый часовщик». Уже не Леонардо, но человек, вхожий во дворец, человек, занимающий почетную ступеньку в профессиональной иерархии. Наконец, следующий шаг по этой своеобразной лестнице, «заземления» образа: «Достоинство в четком понимании своего места». Итак, в семи строчках — путь от Леонардо до человека, чье «достоинство в четком понимании своего места». Видимо, артиста выписанные заходы к образу не удовлетворили. И он пробует нащупать своего Часовщика через национальную характерность: «Старые евреи очень свободны. Сосредоточенность большая. Евреи стареют глобально. Тонкий еврей». Наконец, далее: «Библейская мудрость». Часовщик явно увиден через библейских патриархов, как представитель народа пророков, овцеводов и царей. Отсюда — свобода в старости и малопопятное: «Евреи стареют глобально». Но разговорчивый погодинский еврей-часовщик мало похож на величавого библейского патриарха. В нем нет ни эпического покоя, ни широкого жеста, ни приподнятого тона. Кажется, и сам артист остался не удовлетворенным своими поисками ролеобразующего стержня. В пометках к Часовщику непривычно много чисто ситуационных указаний, даже отмечены те или иные жесты (чего во всех предыдущих тетрадках артист избегал). И это понятно. После того как артист чувствовал правду внутренней жизни своего героя, логика характера диктовала поведение. Если внутренняя логика и правда не были найдены, то оставалось искать правду каждого отдельного кусочка, каждой отдельной реплики. Ход кремлевской беседы расписан Смоктуновским буквально «по косточкам». Откомментирован каждый вопрос и каждый ответ. Вопрос Дзержинского: «Скажите, кто вас обидел?» Пометка: «Что за человек спросил?» Вопросы Ленина: «Трудно жить? Голод, разруха, хаос? Устали? Голодаете?» — сопровождены замечанием: «ЕГО НЕМНОГО РАЗДРАЖАЮТ ТАКИЕ ВОПРОСЫ». Живая реакция Ленина на его рассказ, что работал для Льва Толстого, вызвала впервые симпатию к собеседнику: «Ему понравился В. И.». Его поведение в Кремле рассыпалось на множество мелких движений и жестов: «Входит - послушал: часы ходят. Довольно часто посматривал на Дзержинского. Ему не нравится, что перед ним заискивают. Не понимает многого. Проникает во время как художник». В этот раз комментарий Смоктуновского идет не как обычно «в сторону» и «поперек» текста, но впрямую за словами автора. Рассказ об уникальных вручную сделанных часах Нортона, которые он чинил месяц, и был вызван на собрание кооператива часовщиков, и получил выговор за медленные темпы, сопровожден замечанием: — 78 —
|