|
Я собрался расцеловаться с ним (взволнованно думая при этом, что ветры перемен коснулись даже самого консервативного ведомства), как вдруг носитель серого костюма (его глаза смотрели чуть ниже подбородка собеседника) сказал: - Есть идея… Взорвать несколько жилых домов в разных городах… Маркофьев сдержанно покивал и спросил, что будет с этих взрывов иметь. Серый, усмехнувшись, сказал: - Тогда не посадим Ивана Грозного в тюрьму… А его давно пора арестовать – за слишком уж оголтелые разоблачительные публикации. – И усмехнулся. Я не совсем ясно понял (по врожденной глупости), о чем толковище. Из всей услышанной абракадабры я уловил только то, что Ивану угрожает опасность. В тот миг я даже забыл о своих претензиях к заматеревшему асу журналистики и о том, что никаких публикаций (а не только смелых и разоблачительных) из-под его пера давно уже не появляется. Я буквально задохнулся от непримиримости и желания защитить близкого и, оказывается, неугодного властям товарища. Но увидел: Маркофьев приложил палец к губам, давая понять: я должен молчать. Когда мы вышли на улицу, я возмутился: – Ведь на митинге этот мышастый говорил прямо противоположное… Иван жал ему пятерню… Можно ли в этом мире кому-либо доверять! - Да, - скупо подтвердил Маркофьев, находясь мыслями где-то далеко. - Но как же так! Неужели нет на свете ничего святого? – продолжал негодовать я. - Святого – до хрена, - откликнулся мой друг. - Выступают, целуются и тут же грозят посадить… - Это политика, - вздохнул он. И открыл мне то, что его мучило и жгло уже несколько дней, и что меня самого повергло в шок. - Иван начал работать против меня, - сообщил Маркофьев. Так я узнал о двойной игре журналиста. ПОПУТНАЯ ПЕСНЯ Надо сказать, рекрутирование Грозного в наши ряды давалось нелегко. Он не коллекционировал фарфор, как Новомужев, или древние вина, как Пидоренко, зато собирал дачные участки с возведенными на них строениями... Намереваясь потом объединить их в одно большое кольцо вокруг Москвы. — 353 —
|