После его укора мы и в самом деле ощущали стыд и неправоту. Нам оставалось лишь неловко потупиться. ПОМЫКАНИЕ И ТОРМОЗА Секрет помыкания близкими и посторонними - в том, чтобы они постоянно ощущали себя виноватыми, обязанными, должными, неправыми, недостойными внимания… С людьми лучше управляться при помощи всепозволенности себе. Наплюй на людей, раздави их – и тебя будут обожать. Дай делать, что они хотят – и начнут ненавидеть. - Страх спасет Россию, - говорил Маркофьев. – Других тормозов у этой страны нет. НАРУЧНИКИ Так он думал, так жил… Однажды, когда возвращались из очередной зазывающей под наши знамена поездки, Маркофьев напился до потери пульса и облика, ходил по вагону колесом, требовал еще водки, приставал к пассажиркам и проводнице, а у мужчин спрашивал, не уступят ли они своих жен и спутниц на вечер за умеренную плату. Его чуть не избили, а проводница обещала вызвать на ближайшей станции наряд милиции и ссадить хулигана. С трудом я умолил ее не делать этого, объяснив, что перед ней – будущий депутат и надежда России; затащил его в купе и запер. Он бушевал и рвался на волю, потом успокоился и захрапел. Я же не спал полночи из боязни, как бы он снова не выскользнул из-под надзора и не принялся снова куролесить. Утром он смотрел на меня изумленно и просветленно. - Люди со мной не здороваются, - недоумевал он. – Они разве не знают, кто я? Он ничего не помнил и был безмятежен, а я после нервной бессонной ночи был сам не свой. Контрольный вопрос. Нужно вам это – переживать за других? Ответ. Они же ничего не помнят, не соображают. В беспамятстве могут и убить. А потом с ужасом и тараща глаза обнаружат на себе наручники. Только вам-то, убитому, что будет до их раскаяния и удивления? Выводы. Так что я, после маркофьевских внушений, если и поругивал сослуживцев, то мягко, это были уже не те бури негодования, которые сотрясали меня, когда клеймил лодырей и тунеядцев в стенах родного института. (Вспоминаем "Учебник Жизни для Дураков"). Я многое постигал и постиг. Нет, не обрушиваться надо на захребетников, не клеймить всей силой презрения, а хорониться от них в стороночке, в крайнем случае - ласково их журить. — 330 —
|