Искусство обольщения для достижения власти

В 1963 году Уорхол снял просторное помещение на Манхэттене и назвал его Фабрикой. Очень скоро Фабрика превратилась в излюбленное место для художественной и артистической богемы и светских бездельников. Здесь можно было видеть Уорхола, особенно по ночам. Он мог просто стоять, прислонившись где-нибудь к стенке, или слоняться из угла в угол. Люди собирались вокруг него, старались завладеть его вниманием, забрасывали вопросами — он отвечал в свойственной ему уклончивой манере. Но никому не удавалось сблизиться с ним по-настоящему, будь то физически или ментально,— он этого не допускал. В то же время, если, проходя мимо, он не бросал своего обычного «О, привет!», вы чувствовали себя обездоленным. Он не заметил вас — уж не означает ли это, что вы перестали быть интересной личностью?

Уорхол все больше интересовался кинематографией и приглашал друзей сниматься в своих фильмах. В сущности, он предлагал им известность своеобразную, очень кратковременную («пятнадцать минут славы», по выражению самого Уорхола). Вскоре люди начали сражаться, стремясь заполучить эти роли. Он готовил их, особенно женщин-актрис, к положению звезд: Эди Седгвик, Виву, Нико. Оказаться рядом с ним, в тени его славы изначально означало прославиться заодно с ним. Фабрика превращалась в престижное место, где старались «засветиться». На тамошних вечеринках стали появляться такие звезды, как Джуди Гарланд и Теннесси Уильямс, которые держались здесь на равных с Седгвик, Вивой и прочими представителями богемы не первого разбора, с которыми водил дружбу Уорхол. За Уорхолом теперь присылали лимузины, приглашая его к себе, одного его присутствия было достаточно, чтобы превратить рядовую вечеринку в событие культурного значения, даже если он просто подпирал стенку, не вступая ни с кем в разговоры, и рано уходил.

В 1967 году к Уорхолу стали обращаться различные колледжи с просьбами читать лекции студентам. Он терпеть не мог говорить, особенно о собственном искусстве. «Чем меньше слов нужно, чтобы объяснить произведение,— утверждал он,— тем оно совершеннее». Но за лекции предлагали хорошие деньги, от которых трудно было отказываться. Уорхол нашел простое решение: попросил актера Аллена Миджетта сыграть его. Темноволосый, загорелый Миджетт, в чьих жилах текла кровь индейца чероки, совершенно не походил на Уорхола. Но Уорхол с друзьями загримировал актера: густо напудрил светлой пудрой лицо, темные волосы забрызгал серебристым лаком, надел на него темные очки и облачил в свою одежду. Поскольку Миджетт вообще ничего не понимал в изобразительном искусстве, его ответы на вопросы студентов были краткими и такими же загадочными, как у самого Уорхола. Розыгрыш удался на славу. Уорхол, если вдуматься, представлял для большинства отвлеченный образ, скорее, символ, чем живого человека. По сути дела, он никому не был близко известен и в довершение часто носил темные очки, скрывавшие лицо. Слушатели лекций были слишком далеки от того, чтобы заподозрить такой подвох, и ни один в аудитории не знал его настолько близко, чтобы заметить подмену. Он так и остался неузнанным и загадочным.