– Вчера в Сан‑Франциско ездил приглядеть корабль. Только он еще при деньгах, и разборчивый он, не на всякий корабль станет наниматься. – Нечего ему, голодранцу задирать нос, – фыркнул Хиггинботем. – Разборчивый нашелся! – Он чего‑то говорил, мол, какая‑то шхуна готовится плыть на край света, клад будут искать… если, мол, хватит у него денег дождаться, поплывет с ними. – Захотел бы остепениться, я б его взял возчиком, – сказал супруг, но в голосе не было и намека на благожелательность. – Том взял расчет. На лице жены отразились тревога и недоумение. – Сегодня, вечером ушел. Нанялся к Карузерам. Они будут ему платить больше, мне это не по карману. – Говорила я тебе, уйдет он, – воскликнула жена. – Ты мало ему платил, он больше стоит. – Потише у меня, – взъелся Хиггинботем. – Тыщу раз тебе говорил, не суйся в мои дела. Дождешься у меня. – Мне все равно, – она шмыгнула носом. – Том был хороший парнишка. Супруг свирепо поглядел на нее. Совсем от рук отбилась. – Не был бы твой братец бездельником, я взял бы его возчиком, – проворчал он. – За стол и жилье он плати, – возразила она. – И он мне брат, и ничего тебе пока что не задолжал, какое у тебя право бесперечь к нему цепляться. Я ведь тоже не бесчувственная, хоть и прожила с тобой семь лет. – А сказала ему, пускай бросает читать за полночь, не то будешь брать с него за газ? – спросил Хиггинботем. Жена не ответила. Бунтарский дух ее сник, задавленный в глубине усталой плоти. Муж торжествовал. Победа осталась за ним. Глаза блеснули, с наслаждением он слушал, как она хлюпает носом. Он упивался, унижая ее, унизить ее теперь куда легче, чем бывало в первые годы супружества, пока орава детворы и вечные мужнины придирки не измотали ее вконец. – Ну, скажешь завтра, только и делов, – продолжал Хиггинботем. – И вот что, пока не забыл, пошли‑ка завтра за Мэриан, пускай посидит с детишками. Тома‑то нет, придется самому стать за возчика, а ты, имей в виду, будешь заместо меня в лавке. – Так ведь завтра у меня стирка, – слабо возразила жена. – Тогда встань пораньше и сперва постирай. Я до десяти не выеду. Он злобно зашуршал газетой и опять принялся читать. Глава 4Мартин Иден у которого от стычки с зятем все кипело внутри, ощупью пробрался по темному коридору и вошел к себе в крохотную каморку для прислуги, где только и умещались кровать, умывальник да стул. Мистер Хиггинботем из скаредности прислугу не держал – жена и сама справится. К тому же комната прислуги позволяла пускать не одного, а двух квартирантов. Мартин положил Суинберна и Браунинга на стул, снял пиджак и сел на кровать. Пружины одышливо заскрипели под ним, но он не обратил на это внимания. Начал было снимать башмаки, но вдруг уперся взглядом в стену напротив, где на белой штукатурке проступали длинные грязно‑бурые пятна – следы протекшего сквозь крышу дождя, и увидел: на этом нечистом фоне то плывут, то вспыхивают видения. Он забыл про башмаки, и смотрел долго‑долго, потом губы его дрогнули и он шепнул: «Руфь!» — 19 —
|