|
Удивляла всех и Галина. «Мы были выброшены без копейки денег. У Славы виолончель, у меня голос… Надо было строить жизнь заново… Мне было сорок семь лет, за плечами тридцать лет карьеры. Мы свалились на Запад как снег на голову», – вспоминала Галина Вишневская. Но любовь и жизнь в семейной команде помогли преодолеть все трудности. Уже через три года после выезда из СССР она была признана лучшей певицей мира. Нельзя обойти вниманием и книгу Галины Вишневской, изданную как «история жизни» и посвященную мужу и дочерям. Как во всякой книге воспоминаний, ситуации и их развитие доработаны, «выровнены», гиперболизированы в нужных местах. Каждая книга о себе предназначается прежде всего для коррекции восприятия собственного образа, и в этом смысле вновь создаваемый, повторно воспроизводимый образ артистки и певицы оказался тщательно вписанным в другой образ, самозабвенно поддерживаемый в течение всей жизни, – в образ мужа, любимого мужчины, друга. Книга, несмотря на приземленные суждения о сути власти, вышла живым, эмоциональным и во многом неповторимым памятником не столько самой Галине, сколько славной семье, сумевшей пройти трудный, но изумительно красивый, с отблеском романтики и пышного цветения личности жизненный путь. Муж для нее всегда значил больше, чем она сама, ибо искренняя славянская жертвенность присутствовала в ней от рождения, была развита бабушкой и подкреплена принятыми в ходе жизни строгими принципами. Но так же верно и то, что игра с традиционно распределенными ролями в ее жизни получилась лишь с адекватным ее уровню мужчиной, которого она распознала далеко не сразу. Несмотря на внешнюю мягкость, Мстислав Ростропович выявился достаточно сильным типом, непримиримым борцом с фальшью и фарсом. В этом его облик очень похож на наиболее ярких представителей активной интеллигенции советского периода: Андрея Сахарова и Иосифа Бродского. «Он всегда, казалось, держал экзамен перед вечностью», – так написало о нем одно из популярных изданий. И действительно, Мстислава Ростроповича отличала небывалая активность, его натура будто горела, жаждала действий. В музыке, в искусстве, в общественно‑политической жизни планеты. Он ко всему считал себя причастным, и это качество стало одним из важных факторов узнаваемости необычайной пары в мире. Но если он старался осуществить исторически значимые действия, то она, как ловкий фотограф, сумела запечатлеть эти поступки, довести их до понимания широкой аудитории. Для стандартно мыслящего общества они, верно, казались индивидуалистами, эгоцентричной семьей, сосредоточенной на собственном благе. И вряд ли этой платформе противоречили общественно‑политические всплески, наподобие участия Мстислава Ростроповича в защите Белого дома в России или организации благотворительного концерта в помощь пострадавшим от землетрясения в Армении и множества других акций доброй воли, исполненных от души. Просто все в их жизни просматривалось сквозь плотную призму семьи, семья оставалась первой величиной, а все остальное измерялось как категории смежные, весомые, но не дотягивающие до ценности семьи. Потому семье, этой первой и последней священной реликвии, посвящались эпатажные трюки: золотая свадьба в «Метрополе», шумные празднества в честь замужества дочерей. Семья была нитью, связывающей их с миром, все остальное – обрамлением, декорацией, которые могут сменяться, листаться, как главы интересной книги, но нить всегда остается. — 74 —
|