Стратегии счастливых пар

Потому‑то ожесточенная непримиримость военных действий была ей удивительно близка как форма борьбы; война словно отточила ее зубы, как и твердое намерение бороться. Ее решения соответствовали ее мужскому, очень стойкому характеру: в первые месяцы шока начавшейся войны она окончила курсы медсестер и добровольцем ушла на фронт. Злость и сосредоточенность одичавшей кошки лишь выросли в ней до неимоверных размеров, и, возможно, Елена сама этому удивлялась, получив к окончанию войны лейтенантские погоны (офицера медицинской службы) и совершенно неженскую должность – заместителя начальника медицинской части отдельного саперного батальона. Кажется, почти полной потерей зрения в правом глазу и прогрессирующей слепотой левого глаза, как и орденом Отечественной войны II степени, она заставила даже ненавистный режим прикусить язык. Отчаяние и безграничное стремление к максимализму двигали ею всегда, и косвенным подтверждением этого в военное время стали и ранения, и контузия, и инвалидность второй группы. Презирая режим, поглотивший ее родителей, Елена Боннэр, тем не менее, стремилась к положению, когда никто не будет иметь права упрекнуть ее. А может быть, уже в те грозовые, наполненные запахом пороха, спекшейся крови и формалина годы она уже думала о том моменте, когда бросит в лицо этим серым личностям, изображавшим пламенных борцов, всю правду. Почти не вызывает сомнений, что бесстрашие воина, так отчетливо проявившееся в этой женщине в годы войны, выросло из дерева ненависти к мрачной государственной машине уничтожения неугодных, механизмы которой до последней шестеренки она изучила еще до того, как стала взрослой. Ее неслыханная для женщины жесткость выкристаллизовалась во время печально‑драматических очередей в Бутырскую, Лефортовскую, Лубянскую тюрьмы, куда она еще ребенком, к сожалению поразительно рано повзрослевшим, с заострившимися чертами лица и вечной печатью изгнанника, возила передачи родителям. Никакие ярлыки не заставили бы ее отвернуться от родителей, поверить в то, что ее мать – преступница. Елена задыхалась от ненависти и тупой боли из‑за бессилия, она затаилась и как будто покорно приняла полезную для социума роль, но именно в те скорбные часы стала настоящим бойцом…

Взаимное влияние и семейный контекст борьбы

Андрей Сахаров без колебаний выбрал родительскую брачную модель. Простую, естественную во всем, без вычурности. Такая модель отвечала времени и месту, не терпевшим излишней выразительности и уж тем более выразительности любви. Семья была важна, но естественна, и отношение к ней было как к чему‑то необходимому для жизни, но обыденному и заурядному, как к месту обитания. Во многом эта модель стала следствием родовой и социальной традиции, переданного отцом отношения к семье, с одной стороны, и восприятия, сформированного в социуме, – с другой. В год смерти Андрей Сахаров написал небольшие воспоминания об отце, в которых изобразил его крайне занятым человеком. Отметил, как, взрослея в коммуналке двадцатых‑тридцатых годов, запомнил отца всегда работающим за письменным столом, вблизи полок и шкафов с книгами. Но ключевая, усвоенная им отцовская фраза все‑таки касалась семьи, самых родных людей: «Никогда не считай потерянным зря день, когда ты сделал что‑либо для семьи, для близких». Ею он руководствовался всегда, его отношение к близким женщинам в любых условиях оставалось проникновенно нежным и ровным.