Но что бы ни чувствовала девушка, воля судьбы в лице отца делала семейную жизнь с Ярославом неизбежной необходимостью, неотвратимым роком, ношей, которую предстояло взвалить на плечи и нести, хотя бы для того, чтобы выполнить волю отца. Ее учили быть хорошей подругой и верной женой, поэтому установка, заложенная в ней едва ли не на генетическом уровне, должна была действовать как магнит, концентрируя в верном направлении все ее желания и побуждения. Кроме того, разве у нее, средневековой женщины, был выбор?! Выбор состоял лишь в том, что она могла стать хорошей женой или оказаться несостоятельной и ожидать неминуемой замены. Выбор был, конечно, и в том, отстраниться ли от чуждого ей и малопривлекательного мужчины или принять его целиком, помочь, вывести на орбиту власти. Выразительность взаимодополняющих формОбщеизвестно, что неуверенные в себе мужчины чувствуют себя уязвимыми в обществе уверенных женщин. Но есть категория уверенных женщин, способных направить свой могучий потенциал на укрепление личности мужчины, находящегося рядом; именно такая оказалась подле князя Ярослава, прозванного молвой не Сильным, не Свирепым, не Доблестным, а Мудрым. История всякий раз, говоря о правителях, намеревается сгладить их слабости путем переноса внимания на сильные стороны личности. Довольно любопытно, что и жизненной стратегией, и даже внешне Ярослав Мудрый очень напоминает другого знаменитого правителя – Октавиана Августа. Такой же не слишком крепкий с виду, с тонкими чертами лица и с подобной римскому гению цепкостью, склонностью к плетению хитроумных интриг и созданию политических лабиринтов. Ярославу очень подошли бы слова Вила Дюранта, предназначаемые Августу: «Он был одновременно невзрачен и притягателен; едва ли нашелся бы другой такой прагматик – и все же его, как бога, чувствовала вся империя; не особенно храбрый, физически слабый, он, однако, нашел в себе силы победить всех врагов…» Действительно, в который раз Фортуна играет с человечеством, когда позволяет победить имеющим меньшие шансы и благодаря терпению, ловкости ума и виртуозности изобретенных комбинаций оказаться на вершине. По иронии судьбы двум этим правителям отмерено было одинаковое время жизни – семьдесят шесть лет. Во многом их жизни были похожи. Правда, в отличие от Августа, Ярослав испытал горечь военных поражений и позорного бегства с поля брани. Но на поприще большой политики русский князь действовал теми же методами, что и римский правитель. И надо сказать, жена Ярослава Ирина была не только посвящена в планы супруга, но нередко со всей свойственной ей артистичностью играла в них ключевую роль. Ее вклад в создание Киевской Руси кажется не меньшим, чем участие в управлении Римской империей могущественной Августы Ливии Друзиллы. Такое сравнение вовсе не случайно: ведь и период правления Августа, и годы княжения Ярослава историками названы «золотым веком». Но человек, структура его личности, его жизненный уклад и система ценностей неотделимы от времени, в ход которого он активно вмешивается. Коль подруги оказывали такое осязаемое влияние на своих выдающихся мужей, в чем‑то даже формировали их отношение к миру, то характер ярко выраженного реформаторства, присущий этим государственным деятелям, также неразрывно связан с внутренним миром их семей. Собственная семья в их восприятии оставалась базовой категорией мироздания. Поэтому и попытки Августа различными нововведениями защитить эту ячейку общества, и осторожное, достаточно осмысленное отношение Ярослава Мудрого к понятию рода, а также созданию новых, «прибавленных» ценностей для общества вполне можно считать производной от их ключевых понятий и мироощущения. — 152 —
|