|
Любопытны и такие, казалось бы, лишенные воинственности образы, как Мария Склодовская‑Кюри и Софья Ковалевская. Женщины‑ученые, столь различные по своему внутреннему содержанию, обладают сходными маскулинными чертами. К примеру, «мужские» качества Марии Кюри проявились вынужденно, когда после непредвиденной и нелепой гибели мужа она приняла решение сделать все, чтобы начатое ими дело не кануло в Лету. Даже если признать, что ее вклад в открытие радия был более весомым, чем вклад Пьера Кюри, на первом этапе присутствие женщины в элитном клубе ученых во многом было обеспечено наличием в команде исследователей радиоактивности мужчины. Но когда французским академикам не осталось другого выхода, как доверить кафедру в Сорбонне и лабораторию по исследованию радия женщине, она сумела максимально воспользоваться ситуацией. Хотя Мария Кюри твердила, что продолжает исследования в честь своего погибшего мужа и для прославления его имени, на самом деле это была сознательная деятельность посредством включения волевой сферы. Двигаясь дальше в глубь науки, исследовательница не могла не понимать, что дело ее мужа является и ее делом, ее идеей, ее замыслом доказать свое обоснованное присутствие на Олимпе научных достижений. Конечно же, это была цепь «мужских» поступков, подтвержденных второй Нобелевской премией, открытием Института радия, активной пацифистской и общественной деятельностью во время войны в Европе. Крайне важно подчеркнуть, что даже тогда, когда ее путь активных научных открытий был завершен, она не остановилась, а продолжала совершать мужские поступки, адекватные мужчине в ее положении. Софья Ковалевская, в отличие от любимой родителями Марии Склодовской, с детства ощущала себя отверженной. Не покидающее ее чувство беспредельного одиночества, формирование депрессивного характера и склонность к непоследовательным, свойственным истеричкам поступкам предопределили функциональную деятельность Софьи Ковалевской. Но ее «мужские» черты проявлялись не в потрясающей непрактичности и даже не в притупленном инстинкте материнства (она, к примеру, в порыве отчаяния бросила только родившуюся дочь «на попечении добрых тетушек» в Москве и укатила в Париж). Окружающих поражала абсолютная приверженность Софьи Ковалевской некой математической идее. Ее стремление к эфемерному достижению цели было гораздо большей силой, нежели желание быть ядром семьи, нести любовь детям и поддерживать уютный домашний очаг. Она была самостоятельной и самодостаточной личностью, чем, возможно, объясняется самоубийство ее мужа и несчастья семьи. Полная же самодостаточность выявляется губительной для ярких натур, нуждающихся в признании, ободрении и понимании. — 269 —
|