В то же время нельзя сказать, что действия Микеланджело в отношении окружающих носили бесконтрольный характер, – он прекрасно знал границу дозволенного и не менее искусно пользовался возможностями скрытого влияния на людей. Один из наиболее ярких примеров такого поведения Микеланджело служит эпизод его разрыва с папой Юлием II, которого он решил проучить за холодное отношение к себе и к заказанной святым лицом работе. Стоит, правда, оговориться, что это холодное отношение Микеланджело заработал вполне осознанно – благодаря открытой вражде с Браманте. Так или иначе, художник предпринял попытку бегства от опеки папы и отказался вернуться по его требованию в Рим; когда же духовное лицо затеяло войну и деваться верноподданному скульптору было практически некуда, он сумел напустить на себя вид несчастного изгнанника и во всеуслышание попросить прощения у святейшества. Таким образом, ему удалось снова приблизиться к папе, пробудив у последнего новый интерес к заказам. Этот эпизод, кроме прочего, свидетельствует о том, что Микеланджело не мог находиться на вторых ролях. Его жизненное кредо выражалось в цезаревской формуле: «Всё или ничего». Как и у Леонардо, многое в реализации творческой идеи Микеланджело зависело от случая и судьбы его заказчиков. Так, многолетние усилия ваятеля, направленные на создание грозной бронзовой статуи папы Юлия II, были в один миг сведены на нет, а само творение превращено груду бесполезного лома, пригодившегося позже лишь для того, чтобы отлить пушку. Зависимость от обстоятельств раздражала гения, но не сломила его. Он шел дальше, чтобы полученный опыт применить для свершения еще более гигантских планов. Мозг Микеланджело решительно вытеснял поражения и освобождал себя для поиска совершенно новых идей и поразительных решений, оказавшихся впоследствии воплощенными в уникальные творения. Они рождались в страшных муках поиска, усугублявшихся дополнительными преградами: плесень разъедала только что созданные фрески, родня докучала непрерывными просьбами о помощи, лишенные профессионализма подмастерья лукавили или просто не справлялись с порученным, а дух подтачивал червь сомнения в собственной силе художника. Но несмотря на часто появляющиеся упаднические настроения, Микеланджело воспитал в себе непоколебимый дух, способный переносить любые невзгоды. Он неистово метался, плакал, доводил себя до исступления, однако все же находил новые силы успокоиться и взяться за работу, напрочь отрешаясь от внешних потрясений. Микеланджело преодолевал не только невзгоды – изощренный мозг этого необычного творца умел находить такие нестандартные решения, которые превращали явные поражения в неоспоримые победы. Есть мнение, что папа Юлий II доверил ему роспись Сикстинской капеллы после ловких трюков конкурентов. Расчет был прост: живописец, понятия не имеющий о технике фрески, завалит работу и опозорится. Риск усиливался тем, что как раз в это время уже ставший знаменитым Рафаэль приступил к росписи Ватикана. Но что сделал Микеланджело? Да, он бесспорно нервничал, и даже писал, что пал духом. Но скорее всего, такие письма имели психотерапевтический эффект: он как бы встряхивал себя, моделируя результаты, которые может принести внутренняя слабость. После таких встрясок художник с удвоенной силой брался за работу, многие и многие часы изнуряя себя в неестественных позах на соборных лесах. Его мало заботила и коммерческая часть этого предприятия – куда важнее было с честью выдержать такую подставу. В самом деле, соперничество могло нанести значительный удар по его имени в глазах не только власть имущих, но и люда, который он презирал, но от оценки которого зависело немало. — 282 —
|