|
Мне вскоре представилась возможность лучше познакомиться с Хьюбелом и Визелом, когда я в конце зимы посетил Институт Солка в Ла-Хойе. Поводом для моего визита в район Сан-Диего послужил трехдневный симпозиум, посвященный роли генов в иммунном ответе, проходивший в Уорнер-Спрингс неподалеку от обсерватории на горе Паломар с ее большим телескопом. На этом симпозиуме Норберт Хилыпман из лаборатории Лаймана Крейга в Рокфеллеровском университете показал слайд, на котором были представлены аминокислотные последовательности антителоподобных белков Бенс-Джонса, обнаруживаемых в организме жертв множественной миеломы. Хильшман позаботился о том, чтобы этот слайд не оставался на экране достаточно долго, чтобы с него успел переписать данные его конкурент из Рокфеллеровского университета Джерри Эдельман, тоже присутствовавший в зале. Возмущенный таким проявлением дурного тона Макс Дельбрюк поднялся с места и высказал Хильшману свое осуждение. Но те из нас, кто хорошо знал Джерри, понимали, что положение Хильшмана было безвыходным. Решив в последний момент продлить свой визит в Калифорнию еще на одну неделю, я нарушил бы с давних пор действующее на факультете искусств и наук правило, согласно которому все визиты за пределы Гарварда продолжительностью более одной недели должны были получать одобрение президента и совета факультета. Но на ту неделю у меня не были запланированы лекции, а если бы я в последний момент обратился к руководству за одобрением, это могло бы задержать мой отъезд в Уорнер-Спрингс. Поэтому я решил просто сказать Дону Гриффину, что меня не будет недели две. Мне никак не приходило в голову, что он сочтет нужным сообщать об этом Франклину Форду. Но он это сделал, о чем мне стало известно только в Институте Солка, где я знакомился с текущей работой Хьюбела и Уизела. Они были в числе первых, кто узнал, в какую ярость я пришел, после того как Дон позвонил мне и сказал, что президент Пьюзи хочет, чтобы я немедленно вернулся в Гарвард. Со мной обращались как с солдатом, ушедшим в самоволку. В глубоком возмущении я сказал Дону, что, быть может, Пыози и получил бы удовлетворение, унизив меня подобным образом, но тем самым он давал Хыобелу основания задуматься, зачем ему переходить из Гарвардской школы медицины, работая в которой он мог путешествовать как ему заблагорассудится, на факультет искусств и наук, где от него будут требовать подчинения правилам, больше подходящим для подростков, чем для серьезных ученых. Дон позвонил мне на следующее утро и сказал, что я могу остаться. До этого у меня на уме вертелось лишь непечатное ругательство по адресу Гарварда и Пьюзи, которое я неоднократно повторял в течение вечера. — 147 —
|