|
– Ну и как – наторговала? – поинтересовался странник. – Ох, батюшка! – вздохнула Авдотья. – Денег-то есть чуток, да монастырю уж за четыре месяца не плачено. Еще пару месячишков не заплатим – придется идти к пафнутьевским монахам на отработку – вставать с полуночи, к полуночи и ложиться. Хорошо хоть часок для сна урвешь, а то и без сна работать придется. Строги у нас монахи-то! – А большая ли у тебя семья? – поинтересовался старичок. – Семеро по лавкам, как в старой сказке. Да еще и престарелые родители мужнины. – А муж что же? – Да он, батюшка, вообще не разгибается. Режет ложки, миски, другие поделки деревянные. Уж и кашлять начал от пыли да стружек. А все концы с концами еле сводим! Старичок покряхтел – тяжело живут люди!.. – Я тебе, милая, один секрет старинный открою. Только ты никому! Слушай и запоминай, а потом сделай все, как я скажу! Выслушала Авдотья странника внимательно, да и понеслась домой. Влетела в покосившуюся избушку, пустое ведро в сенцах свалила. На грохот выскочил муж Яков, весь усыпанный древесной пылью: – Ты что – с порога в дом не перекрестившись, мужа не обняв?! Авдотья молча шубейку скинула – и к столу. Выхватила из-за пазухи всю выторгованную наличность и над столом подкинула. Все монеты – в россыпь, но одна вдруг к Авдотье подкатилась. Та ее – хвать. – Вот заговоренная на нас денежка будет! – сказала. Яков на лавку плюхнулся: – Ошалела с дороги, Дуня! Жена заулыбалась: – Ничегошеньки! Это меня добрый человек научил, как волшебную монету от других отличить. Молча надо в дом войти да всю выручку над столом подкинуть. Какая монета к тебе ближе покатится, та – твоя. Ее хранить надо – не тратить, не менять. Она у нас будет неразменной денежкой! У Якова глаза на лоб полезли. – Да это же самая крупная деньга из твоей выручки. Она в хозяйстве нужна! – Обойдемся! – отрезала Дуня. – Мы ее сбережем, она к нам деньги приманит. И приманила! Семерых детей Дуня и Яков на ноги поставили, сами от монастыря откупились. А когда в 1802 году младший сын, любимый Мишенька, ушел искать счастья в Первопрестольную, отдала ему мать заветную неразменную денежку. В Москве 16-летний юноша пристроился торговать вначале ветошью, потом холстами. Скопил денег да и записался в Московской купеческой управе как купец 3-й гильдии Михайло Ребушинский – по названию волости. В Управе фамилию переврали, записали «Рябушинский». Ну а уж к концу века вся Россия знала миллионеров-промышленников – многочисленных внуков Михайлы. — 18 —
|