|
– Дело вот в чем: когда людей много, не знаешь, кто кого предал. То ли первый, то ли второй. Каждое лишнее лицо – источник предательства. А так мы вдвоем. Я, начальник, и старший тренер, ты – тренер основы и дубля. Будем знать, кто кого предал. Мудро. – Анатолий Владимирович, сутки надо мне подумать, с семьей посоветоваться. – Давай думай. Я знал, что у него есть целый список помощников, предложенный руководством. Там были Гринин, Башашкин, Алик Шестернев уже закончил играть. Сам Тарасов потом объяснял, почему выбор пал не меня. «Я в душах хорошо разбираюсь, если человек смотрит в глаза, значит, это человек честный и порядочный. Если глаза отвел, ты меня с этим человеком лучше не знакомь. Значит, прохиндей». Не подумайте, что Толя Башашкин или Алик Шестернев – прохиндеи. Просто, мы с Тарасовым часто сталкивались у подъезда, иной раз на футбольные темы обменивались мнениями, и он, видимо, решил, что от добра добра не ищут. Самого Тарасова назначили довольно оригинально. Его тогда отстранили от хоккея, он по существу был без работы, но продолжал поддерживать близкие отношения с маршалом Гречко. Вместе играли в теннис. Министр решил с ним посоветоваться по поводу назначения Боброва. А Тарасов ответил, что не считает Всеволода Михайловича большим тренером в футболе. Он – прекрасный игрок, прекрасный хоккеист, футболист, которого лет сто не будет. Но это дело не поправит. Гречко в сердцах и бросил: – А мне некого больше назначать, тогда давай, бери сам. – А что, и возьму, – ответил Тарасов. Он ведь тренировал когда‑то футбольный ВВС, еще, лет за пять до моего прихода. Взялся работать с командой с общей идеей перестроить футбол по хоккейному пути, сделать быстрее, интереснее. Его назначение было сенсацией, громом среди ясного неба. Вся Москва поднялась, кричат: «Тарасов, Тарасов!» Он на слуху, великий в хоккее. Старостин Николай Петрович говорил: «Не дай Бог, у Тольки что‑нибудь получится. Схарчуют нас всех, весь футбол. Нас вместе за то, что шли не по той линии». Все потом очень обрадовались… Пришел я домой, сидим с Зоей, думаем. Конечно, в душе я был согласен. Ну что искать? Приглашают в ЦСКА, ведущий клуб и так далее. Смущали только две вещи. Во‑первых, как ни странно, никогда не работал вторым. За восемь лет привык полагаться на себя и отвечать за себя, за свои решения. А во‑вторых, уж больно неприятными были две моих предыдущих встречи с армией. В пятьдесят втором – 138‑й бериевский приказ, а в шестьдесят первом – личное вмешательство Гречко. Тарасов же в итоге присвоил мне звание лейтенанта «на старости лет», в том возрасте, когда майоров уже демобилизуют. Так что, на всю оставшуюся жизнь подчиняться приказам. В двенадцать часов дня наши размышления прервал звонок. Анатолий Владимирович говорит: «Зайди». Я иду к нему. Сидит за столом, и перед ним «простыня» бумаги. — 88 —
|