Относительная молодость социологии накладывает свой отпечаток на процесс развертывания теории, ее тип и структуру. Здесь появляются, например, эмпирические теории как итог конкретного исследования[29], “теории отдельных процессов”[30], т.е. унитарные теории, в социологии меняется функция НКМ, которая, по мнению Е.Н. Гурко, компенсирует отсутствие хорошо разработанного теоретического аппарата[31]. Иными словами, в социологии многие уровни и компоненты теоретического знания, присущие развитым наукам, присутствуют здесь как бы в свернутом виде. “Свернутость” структуры социологической теории отражается на ее генезисе и развитии, которые имеют свою специфику. Например, здесь не просто присутствуют, но преобладают так называемые “первичные объяснительные схемы” (B.C. Швырев), которые лишь позже могут развернуться в зрелые теории. Численно больше здесь и концепций, которые в отличие от теорий представляют скорее субъективный взгляд на круг проблем, первоначальное осмысление, иначе, пробную теорию. К первичному уровню концептуализации относятся также типология (способ вычленения эмпирических признаков на основе внеэмпирических конструктов), экспликация (формально-аналитическое упорядочение смысла терминов) и др.[32] К типу зарождающихся теорий можно отнести и теоретические модели — семантически эквивалентные, но логически неполные абстрактные аналоги реальных процессов. И практически полностью отсутствуют в социологии аксиоматические теории. Большинство специалистов придерживаются того мнения, что социологическая теория далека от эталона научной строгости и взыскательности. Так, Д. Вагнер и Дж. Бергер полагают, что “теория” в социологии включает множество самых различных явлений — от “комментариев к классикам” до точных “каузальных моделей”[33]. Высказываются еще более радикальные взгляды. Так, У. Рансиман отрицает за социологией право быть самостоятельной наукой, поскольку ее объяснительные конструкции – всего лишь парафраз законов других наук, в частности антропологии и истории. Она не имеет специфического языка и методов, которые не использовались бы в других науках. Следовательно, бессмысленно говорить и о какой-то “социологической теории”. В социологии, по Рансиману, возможны только такие операции, как эмпирическое обобщение, таксономия, квантификация и формализованное описание, но никак не теоретическое объяснение или построение в точном смысле слова. И вообще, социологическое исследование чаще напоминает репортаж журналиста, нежели строго научное изыскание. Описывая субкультуры, группы и племена, фиксируя повседневные детали бытия и поведения людей, социолог не просто констатирует объективное положение дел, но запечатлевает в своем описании субъективное отношение к происходящему. Точно так же и репортер ставит целью донести до читателя не только информацию о происходящих событиях, но и свои комментарии, впечатления, мнение. Он рассуждает о том, как эти события отразятся на судьбах людей, какие вызовут последствия для общества и т.п.[34] “Социологические теории — это скорее комбинации идей, в которых смешаны логика, риторика, журнализм и кое-какие данные”, — вторит ему У. Скидмор. Поэтому социология — не только наука, но и искусство[35]. “Риторика в повседневном языке не есть теория. Метафизические спекуляции не есть теория. Абстрактный эмпиризм не есть теория. Парадигматический трюизм не есть теория... Политическая идеология не есть теория. Но все они принимаются за теорию”[36]. — 64 —
|